— Я знаю, — кивнула Кэрол, с трудом сдерживая
слезы. Она понимала, что значит для него ее отказ; кроме того, за прошедшие
несколько недель Джейсон сделал для нее так много, что ей казалось, будто она
незаслуженно его обидела. Но в глубине души — должно быть, каким-то шестым
чувством — Кэрол знала, что поступила правильно. Она выбрала единственно верное
решение, и спустя какое-то время Джейсон тоже это поймет.
— Я тоже люблю тебя, — добавила она. — Люблю
н прощаю, и ты тоже меня прости.
— Конечно, дорогая, — ответил Джейсон, целуя ее в
лоб. Он понимал, что поступит наилучшим образом, если не станет упорствовать, а
оставит все, как есть. На какое-то мгновение в его сердце затеплился огонек
надежды, и он сделал Кэрол свое предложение, не желая упускать ни малейшего
шанса вернуть утраченное. Джейсон знал — почти наверняка знал, — что она
ответит, но, как ни странно, возможность отказа его не пугала. Что бы ни
сказала Кэрол, он все равно не стал бы любить ее меньше. Несмотря на
случившуюся с ней беду, Джейсон был рад, что смог быть рядом с Кэрол эти
несколько дней, и сейчас ему очень не хотелось покидать ее. Он чувствовал —
стоит ему расстаться с Кэрол, и ему снова будет ее не хватать. К счастью, она
пригласила его в Лос-Анджелес на Рождество, и Джейсон уже решил, что приедет к
ней во что бы то ни стало. За состояние Кэрол он уже не так волновался. Она
явно шла на поправку, к тому же Джейсон оставлял ее в надежных руках. Стиви
собиралась пробыть с Кэрол в Париже до тех пор, пока врачи не разрешат ей
лететь. Она уже поговорила с Аланом, и он отнесся к ее решению с полным
пониманием. Он даже сказал, что остаться с Кэрол — ее профессиональный и человеческий
долг, хотя раньше относился к ее постоянным сверхурочным с большим
неодобрением. Стиви даже подумала, что недооценила своего друга. Похоже, он был
не совсем плохим человеком, хотя их взгляды на жизнь нередко оказывались прямо
противоположными.
Энтони пришел попрощаться вместе с отцом. Он тоже сказал,
что очень любит ее и ждет, когда же она наконец полностью поправится и сможет
вернуться домой. Хлоя, которая заехала к ней по дороге в аэропорт полутора
часами ранее, была внимательна и ласкова с матерью.
— Постарайся обойтись без новых неприятностей, по
крайней мере до тех пор, пока я не доберусь до дома, — шутливо сказал
Энтони. — А если вздумаешь прогуляться, возьми с собой Стиви. Уж она-то не
пустила бы тебя ни в какой тоннель!
На самом деле он не был уверен, что присутствие Стиви что-то
изменило бы, но старался не думать о том, что по роковому стечению
обстоятельств едва не лишился матери. При одной мысли об этом его бросало в
дрожь.
— Спасибо, что пригласила папу на Рождество, —
добавил Энтони. — С твоей стороны это было очень… любезно.
Он знал, что в противном случае отцу пришлось бы встречать
праздники в одиночестве. У Джейсона не было женщины, с которой он поддерживал
бы постоянные отношения, поэтому он всегда старался провести Рождество вместе с
Энтони и Хлоей. Увы, за последние восемнадцать лет они ни разу не собирались за
праздничным столом вчетвером. Последний раз, когда они встречали Рождество как
одна семья, Энтони почти не помнил и уже не надеялся, что это когда-нибудь
случится вновь. Вот почему для него было так важно, что Кэрол предложила
Джейсону провести праздники вместе.
— Обещаю вести себя примерно, — ответила Кэрол, с
гордостью глядя на сына. Она не помнила, каким он был в детстве, но ей
казалось, он действительно стал прекрасным человеком, как и говорил Джейсон.
Вся любовь, которую Энтони к ней питал, ясно читалась и его глазах, и от этого
у Кэрол стало тепло на душе.
На прощание они обнялись. Кэрол даже всплакнули хотя знала,
что скоро увидит сына снова. В последнее время она вообще воспринимала все
происходящее чересчур эмоционально, поэтому глаза у нее постоянно были на
мокром месте. Как сказал врач, ее нервная система работала с предельным
напряжением, и немудрено: ведь ей приходилось многое узнавать заново, многому
учиться.
Энтони уже собирался уходить, когда дверь в палату
отворилась. Кэрол решила, что это вернулся Джейсон, но, вглядевшись, поняла,
что это кто-то посторонний. В следующее мгновение она узнала нового посетителя.
Это был тот самый француз, который уже навещал ее и принес цветы. Но имени его
она вспомнить не могла, как не могла расспросить о нем сиделок и врачей.
Французский язык совершенно улетучился из памяти Кэрол — то, что говорили
окружающие, она с грехом пополам понимала, но сама говорить не могла. Даже с
родным английским у нее до сих пор возникали проблемы, хотя Кэрол и вспомнила
большинство необходимых в повседневном общении слов. Французский же не вернулся
к ней до сих пор.
Увидев незнакомца, Энтони замер в какой-то неестественной,
напряженной позе. Француз смерил его быстрым взглядом, сдержанно улыбнулся и
кивнул. Энтони никак не отреагировал, но его взгляд стал еще более напряженным.
Было совершенно очевидно, что он знает этого человека и что встреча с ним ему
неприятна. Кэрол смутно помнила, что в прошлый свой визит француз сказал, будто
он — старый друг ее семьи; следовательно, он должен был знать и ее детей,
однако потрясение, ясно отпечатавшееся на лице сына, было ей непонятно.
— Здравствуй, Энтони, — спокойно сказал Мэтью
Белланкур по-английски. — Давненько мы с тобой не виделись.
— Что вам здесь нужно? — тихо проговорил Энтони,
бросив в сторону Кэрол быстрый тревожный взгляд. Он хорошо помнил этого
человека, хотя в последний раз видел его, когда был еще ребенком.
— Я пришел проведать твою маму. И, кстати, уже не в
первый раз… — ответил Мэтью. Его голос прозвучал холодно, и Кэрол
недоуменно воззрилась на него. «В чем дело? Что вы не поделили?» — хотелось ей
спросить, но она промолчала.
— Разве она вас помнит? — удивился Энтони. —
Мама?.. — Он повернулся к Кэрол.
— Едва ли, — ответил за нее Мэтью, но Энтони
только покачал головой. Сам он помнил этого типа очень хорошо. Это он сделал
его мать несчастной, и именно из-за него Кэрол в свое время пролила немало
слез. С тех пор прошло пятнадцать лет, но сейчас Энтони чувствовал себя так,
словно все это случилось только вчера. Кэрол в тот вечер поздно вернулась домой
и объявила ему и Хлое, что им придется уехать из Парижа. Потом она заплакала.
Она плакала и никак не могла остановиться, и, лишь когда Энтони, испугавшись,
бросился звонить врачу, сумела взять себя в руки.
В конце концов Кэрол все же рассказала сыну, кто причинил ей
боль, и Энтони почувствовал, как внутри его все переворачивается. Раньше Мэтью
Белланкур ему очень нравился — он учил его ездить верхом и играть в европейский
футбол, но в ту ночь мальчик навсегда возненавидел человека, из-за которого так
страдала его мать. Энтони давно хотелось вернуться в Америку, и не видеть
слезы, катившиеся по лицу Кэрол, ему было больно. Не сразу он вспомнил, что она
плакала и раньше — очевидно, у них с Мэтью уже некоторое время не все ладилось,
но Энтони обратил на это внимание далеко не сразу. И теперь к радости
возвращения домой примешивалось облегчение от того что мать вернется вместе с
ним на родину, где злой мистер Белланкур уже не сможет ее преследовать и
мучить. Парижский дом Кэрол в конце концов продала, но для Энтони это не стало
огорчением: несмотря на то что во Франции у него остались друзья, в Америке он
чувствовал себя намного лучше. Он, однако, был уже достаточно взрослым или,
вернее, достаточно чутким, чтобы понять: для его матери возвращение домой —
нелегкое дело. Она словно перерезала последнюю ниточку, связывавшую ее с
Парижем, где она узнала и счастье, и боль. Слава богу, сейчас она ничего об
этом не помнила, но Энтони не сомневался — раньше она много думала о
происшедшем.