Мелисса посмотрела на Рекса — его глаза горели фиолетовым
огнем.
— Ты про это?!
— Я все вспомнил, — пояснил Рекс, и его губы
изогнулись в улыбке. — Теперь я знаю, что на самом деле означал Самайн.
Мелисса с усилием взяла себя в руки и наконец отвела взгляд
от перекошенного лица Мадлен. Темняки приближались, и на кону стояли тысячи
жизней.
— Мы можем это остановить?
Рекс содрогнулся, как будто еще одно, последнее воспоминание
пронеслось в его голове. Потом медленно кивнул:
— Можем попытаться.
23.56 Самайн
Казалось, что с каждым днем тайный час наступает все позже и
позже.
Джонатан выстукивал пальцами барабанную дробь по
подоконнику, не в силах ждать, когда утихнет холодный ветер, когда все цвета
сольются в однообразную синеву, когда его тело наполнится невесомостью. Он не
смотрел на часы, это ему никогда не помогало. Оттого что он знал, сколько минут
остается до того, как он покинет Флатландию, ему становилось только хуже.
Последние мгновения перед полуночью всегда были для него
самыми тяжелыми. Джонатану не терпелось вырваться отсюда, взлететь над
неподвижными машинами и слабо светящимися зданиями, ощутить свободу полета над
городом.
Чтобы убить время — точнее, чтобы подтолкнуть его, заставить
ползти хоть немного быстрее, — он на пальцах подсчитывал дни. Сегодня
четверг, завтра будет пятница, останется ровно две недели до Хэллоуина. Если
Десс не ошиблась, надо выдержать эту пытку еще пятнадцать раз, считая
сегодняшнюю ночь.
А потом он навсегда избавится от силы притяжения.
Джонатан закрыл глаза. Конечно, он понимал, что, если синее
время на самом деле лопнет, это будет катастрофа; темняки обретут свободу и
станут охотиться, тысячи человек, а может, и больше погибнут в их когтях.
Страшная опасность грозит отцу, одноклассникам, всем, кого он знал.
Но Джонатан не мог не думать о том, что, если застывшая
полночь затянется навсегда, Флатландия перестанет существовать, в мире
останутся всего три измерения, четвертое — время — исчезнет. Эти мысли
заставляли его чувствовать себя виноватым, и все же он не мог удержаться от
соблазна помечтать: подумать только, можно будет летать до скончания века и
далеко-далеко — так далеко, как разольется время синевы.
А может быть, оно поглотит вообще весь мир…
Он так размечтался, что наступление полуночи стало для него
сюрпризом. Земля содрогнулась и перестала притягивать к себе его тело, оковы
гравитации наконец упали. Джонатан набрал полную грудь воздуха — до хруста в
ребрах — и медленно воспарил над подоконником. Только в тайный час он мог
дышать по-настоящему свободно, до отказа наполняя воздухом легкие, которым
больше не мешала телесная тяжесть. Тяжесть Флатландии.
И было чистым безумием страдать от чувства вины из-за этого
потрясающего ощущения. Ведь не он же, в конце-то концов, подстроил конец света.
Джонатан выпрыгнул из окна, пролетел над отцовской машиной и
приземлился на крышу соседнего дома — все это одним движением, одним хорошо
отработанным «шагом». Его правая нога привычно опустилась на треснувшую
черепичную плитку, отмечавшую то место, откуда начиналось великое множество его
ночных полетов.
Потом он оттолкнулся и полетел к Джессике, держась подальше
от летающих ползучек и линии электропередач, рассчитывая наилучший курс над
пустыми дорогами и полями… и в его голове крутилась навязчивая мысль: «Всего
две недели — и я свободен…»
— Ладно, слушайте, — сказал Рекс. — Вчера
ночью Мадлен залезла мне в голову.
Джонатан нахмурился. Они все впятером собрались в доме
Мадлен и теперь сидели вокруг ее потертого обеденного стола, защищенные
тридекаграммами и прочими символами. Но старая телепатка до сих пор не
появилась, а Рекс начал говорить так, будто и не ожидал ее. Она что, уехала? Но
где она могла быть в полночь?
— Ты что, и впрямь позволил ей прикоснуться к
тебе? — спросила Десс.
— С нами была Мелисса. Чтобы защитить меня, если
что, — пояснил Рекс.
Джонатан посмотрел на Джессику, и они разом поморщились,
ожидая непременного язвительного комментария Десс. Но та лишь кашлянула в кулак
и закатила глаза. И шрам, оставленный над ее глазом темняком, стал зловеще
похож на один из шрамов Мелиссы.
Джонатан порадовался тому, что Десс промолчала. Этой ночью
Рекс выглядел как-то странно и зловеще, совершенно незачем было провоцировать
его. Выражение его лица казалось пустым, как будто внутри Рекса прятался кто-то
другой, временно принявший облик Рекса, чтобы обмануть всех.
Рекс и днем-то выглядел странновато, а уж в тайный час на
этого нового Рекса вообще почти невозможно было смотреть.
— Темняк помнит Самайн, — сказал Рекс.
— Так этот готский праздник когда-то отмечался по
правде? — переспросила Десс, качая головой.
— Готы тут ни при чем, — ответил Рекс. — Готы
родом из Азии. А Самайн — кельтское празднество.
— Из Азии? — повторила Десс и застонала. —
Нет, Рекс, я не о тех парнях, что завоевали Рим. Я о ребятках, которые любят
рядиться в черное.
— Ох, Десс, — фыркнула Мелисса, — на себя
посмотри!
— Это вовсе не черный. Это цвет мокрого
асфальта, — парировала Десс.
— Возможно, у древних готов тоже было что-то вроде
Самайна, — продолжил Рекс. — Во многих культурах были праздники в
конце октября. Ночь пожирателей душ. Праздник духов. Поминки по солнцу.
Джессика скептически подняла одну бровь.
— Ночь пожирателей душ? Да уж, веселенькое название для
праздника.
Десс испустила долгий вздох.
— Да почему мы вообще говорим об этом? Все эти
языческие штучки остались в Старом Свете, а мы находимся в Оклахоме, и Хэллоуин
— это просто повод продать побольше конфет и карнавальных костюмов для малышни.
А темняки, как говорила Энджи, скрывались тут задолго до того, как сюда
добрался кто-либо из европейцев.
Джонатан откашлялся.
— Вообще-то, Десс, это не только в Европе заведено. Ты
знаешь, что в Мексике празднуют день мертвых? И хотя это тот же самый день, что
и канун Дня всех святых, там отмечают его по-своему.
Рекс кивнул.
— Да и некоторые индейские племена тоже примерно в это
время отмечают День старухи.
Десс рассмеялась.
— Извини, Рекс… День старухи? — Она оглядела всех
по очереди. — И — что там еще?.. Ночь пожирателей душ, поминки по солнцу,
рассвет мертвецов… Мне показалось или все эти празднички называются малость
жутковато?
— Конечно жутковато, — кивнул Рекс, его пугающая
маска не дрогнула в ответ на поддразнивание Десс. — Взгляни на голые
деревья за окнами, на серое небо, на сухую траву. Слово «Самайн» на кельтском
языке означает «конец лета». Начало зимы. — Тут голос Рекса зазвучал
хрипло, словно он провел несколько дней в пустыне без капли воды. — Умирание
света, время, когда тепло превращается в холод…