Венецианское завещание - читать онлайн книгу. Автор: Анна Князева cтр.№ 2

– В том-то и дело – ничего. – Пан Стани́слав достал из кармана пачку сигарет. – У тебя не найдется огонька? – спросил он у Вячеслава Алексеевича и, когда тот покачал головой, сунул сигареты обратно.

– Вы заявили в полицию?

– И не говори мне об этих… – Старик выпрямил спину. – Пся крев! Знаешь, о чем они спросили? Часто ли твоя мать прикладывалась к бутылке! И это о Лизоньке… Пся крев!!

– Значит – нет. – Вячеслав Алексеевич посмотрел в окно. – Моя мать не была выжившей из ума старухой. И если она сказала, что здесь кто-то побывал, значит, это правда.

– Мне больно думать о том, что Лиза три дня лежала мертвая, одна в этом холодном доме…

Не сдержавшись, старик всхлипнул. Вячеслав Алексеевич встал и положил руки на его поникшие плечи.

– Пся крев… – Пан Стани́слав вытер ладонью слезы. – Иди, Слава, к столу, помяни Лизоньку, я приду позже.

Отец вышел из кухни, Дайнека осталась со стариком.

– Знаю, тяжело. Посиди… – сказал он. – Бабушка очень любила тебя.

– Я тоже ее любила.

– Месяц назад она составила завещание. Свою половину дома оставила тебе. Не забывай ее…

– Не забуду.

– Лизоньке было здесь хорошо. Жаль, что недолго. – Старик вспомнил. – Я должен отдать тебе ее документы.

– Какие документы?

– Семейный архив. Вернее, часть архива. По просьбе твоей бабушки документы хранились в моем сейфе. Вчера я принес их из нотариальной конторы.

– Все еще там работаете?

– Буду работать, пока ходят ноги.

В кухню вернулся отец:

– Все разошлись. Осталась только соседка, она вымоет посуду и принесет ключи. Станислав Казимирович, я благодарен вам за все, если бы вы сообщили мне раньше…

– Не стоит благодарностей, Слава. Времени было в обрез, к тому же это – мой долг.

Мачульский тяжело поднялся со стула. Темный костюм подчеркивал врожденное благородство осанки. Он совершенно выпадал из кухонного антуража. Породистый профиль, аккуратно подстриженные седые волосы…

Взглянув в лицо старика, Дайнека вдруг поняла, что он с трудом стоит на ногах.

Пан Стани́слав покачнулся, медленно опустился на стул и начал заваливаться на бок. Он удивленно повел глазами, будто прислушиваясь к чему-то внутри себя.

Дайнека бросилась к нему.

– «Скорую!» Немедленно вызывайте «Скорую!» – завопила она испуганно.

Отец уехал в Москву вечером, когда окончательно выяснилось, что Мачульскому ничего страшного не грозит. Дайнека осталась, пообещав, что вернется домой поездом и, конечно же, будет держать отца в курсе событий.

Несколько часов, которые пришлось провести у постели пана Стани́слава, показались ей вечностью.

Как только старик уснул, Дайнека решила, что он умирает. Она смотрела не отрываясь на его бледные веки, надеясь заметить хоть какое-то движение. Несколько раз они подрагивали, но глаза не открывались.

Дайнека вскакивала с кресла, в смятении металась по комнате, потом садилась и снова смотрела в бескровное лицо старика.

Она вышла только на пять минут для того, чтобы покормить кота, а когда вернулась, увидела, что больной проснулся.

– Господи… наконец-то.

– Что, испугал я тебя?..

– Ерунда, – с притворной беспечностью отмахнулась она, и только глаза выдавали ее тревогу. – Если хотите, я что-нибудь приготовлю.

– Сиди… – сказал пан Стани́слав. – Я не хочу есть. Давай лучше поговорим. Только придвинься ближе… глуховат я стал… Слабость, да еще этот шум в ушах…

Она покорно придвинула кресло, Мачульский взял с тумбочки коричневый бумажный пакет и положил на ее колени.

– Вот, – сказал он, – пришло твое время…

Дайнека поежилась. В доме топилась печь, но сквозняк совсем выстудил комнату.

– Здесь что-то ценное? – спросила она.

– Нет. Ничего особенно ценного… Ничего ценного для постороннего человека. Для тебя, напротив, – история твоей семьи. Это не весь архив. Часть его была утеряна во время эвакуации: осталась в брошенном доме. Так сказала Лиза… – Он на мгновение прикрыл глаза. – Великий Боже… Ее больше нет.

– Вы хорошо знали бабушкиных родителей?

– Я тогда был совсем ребенком, как и Лиза (она всего на один год старше меня). Мы учились в одной школе, и я был влюблен в нее.

Дом, как и теперь, был разделен на две части. В этой половине жила Полина, Лизина тетка. Ваша семья занимала правое крыло дома. Мать Лизы, тетя Груша, не работала. Отец был начальником сталелитейного цеха. Когда я приходил в гости, меня усаживали за стол и непременно кормили. Вернее, подкармливали… В польских семьях всегда много детей. В нашей их было восемь, и я – старший. Жили впроголодь… Если бы не твоя прабабушка, не стать мне таким крепким.

В сорок первом ваша семья уехала в эвакуацию, а мы, как тогда говорили, остались «под немцем». Я не успел попрощаться с Лизой. Когда прибежал, их грузовик уже сворачивал за угол в конце улицы. Дверь была распахнута настежь, а в доме хозяйничали мародеры. Я стал свидетелем того, как срывают с окон шторы, как разрушают то, что было для меня так дорого…

Пан Стани́слав не договорил. Дайнека видела, что воспоминания причиняют ему боль.

– Меня тогда крепко побили, – снова заговорил он. – Я никогда не забывал Лизу. Думал, что расстаемся ненадолго, а оказалось – на всю жизнь. Встретились мы лет через тридцать, она была замужем, я – женат. К тому времени, когда умер твой дед, я тоже остался один и не раз просил Лизу переехать в Брянск. Но ты и твой отец еще жили в Красноярске, и она всякий раз мне отказывала.

После ее возвращения сюда мы много времени проводили вместе. О чем только не говорили! Как-то Лиза рассказала, что отец ее матери был известным московским архитектором. Фамилия – Бережной, а вот имени не припомню. Хотя постой… Лизину мать звали Агриппиной Михайловной, значит – Михаил Бережной. Точно… Он был намного старше своей жены, женился на ней, будучи вдовцом. От первого брака у него оставался взрослый сын, который трагически погиб. Это таинственная история, о которой в доме никогда не говорили. Однако я помню случай, когда вечером в саду тетя Груша читала вслух какие-то письма. Кажется, адресованные погибшему. Его звали Николай. Говорили, он был талантливым художником. Мне на всю жизнь запомнилась одна фраза из того письма:

«Душа моя плачет и рвется туда, где Вы. Мне невыносимо думать, что Вы уехали не простившись».

Красивые слова, их могла написать только любящая женщина…

– Станислав Казимирыч, – Дайнека замялась, – сегодня я услышала странную фразу. Какая-то женщина сказала, что папе должны сообщить нечто важное, связанное со смертью бабушки.