О если бы не унизительная эрекция в финале…
В коричневом свете пещеристого бара Брент все еще пытается придумать своей группе название. Сейчас они именуются «Боги ненавидят Канзас», по названию научно-фантастического романа 60-х
[75]
, но это название было в ходу уже полгода, и теперь пора двигаться вперед. Брент устраивает опрос, а предложенные варианты записывает на длинном тонком листе бумаги, напоминающем маленький свиток:
«Скотт Беовульф»
[76]
«Ван Гог Дог Гоу»
[77]
«Ион и Понтий Пилат»
[78]
«Джерри Луис Фарракан»
[79]
«Пэт Бьюканитар»
[80]
«Каджагу-губернаторские выборы»
[81]
«Спайк Ли Майор Том Дик и Гарри Конник-Джуниор Минтс»
[82]
Большинство названий — в том же духе, с совмещением двух или нескольких культурных знаков, в идеале — одного «высокого» и одного «низкого», в целом выходит что-то претенциозное и нарочито бессмысленное. Другие, в основном местные, рок-группы, уже застолбили эту территорию: «Джей-Эф-Кей-Эф-Си»
[83]
, «Рабские апартаменты Томаса Джефферсона»
[84]
, «Принц Чарлз Нелсон Райли»
[85]
.
Мы с Брентом, а также все остальные, стоим на втором этаже бара и смотрим на сотню голов тех, кто внизу, попивая разливное пиво, которое здесь же и варят. Мы знаем, что пиво варят здесь, потому что прямо там, за стойкой бара, стоят три огромных медных цистерны, из которых отходят трубы. Так делается пиво.
Все в сборе: Брент, Муди, Джессика, Кей-Си, Пит, Эрик, Флэгг, Джон — все это люди, которых я знаю по старшим классам и раньше, по средней школе и младшим классам, и даже раньше, все из Чикаго, все недавно закончили институты, и все живут здесь — иллюстрация странной массовой миграции: нас здесь человек пятнадцать, и еще больше каждый месяц прилетают в Сан-Франциско по разным поводам или без особого повода. Естественно, никто не переехал, чтобы найти себя на местном рынке труда, который можно назвать каким угодно, только не привлекательным. Пока что все мы перебиваемся кое-как на временных работах, самых разных. Джессика работает нянькой в Санта-Розе, Кей-Си преподает в шестом классе католической школы для девочек; Эрик учится в аспирантуре в Стэнфорде, а Пит — член какого-то сомнительного иезуитского волонтерского корпуса (или секты) и живет с полудюжиной других волонтеров в Сакраменто, работает в «Союзе защиты прав заключенных» и редактирует популярный журнал «Калифорнийский узник».
То, что все эти люди собрались здесь, — несколько сюрреалистично и очень приятно. Для нас с Тофом этот круг — единственная сохранившаяся связь с домом, потому что, не прошло и года после нашего отъезда из Чикаго, мы потеряли контакт с друзьями родителей, всеми без исключения, даже материными. Что нам с Бет показалось странным: мы думали, за нашими делами будут пристально наблюдать, нас будут инспектировать. Но и к лучшему. Если поначалу и происходили разговоры или обмен письмами, это всегда было неловко, как-то грузило, собеседники плохо скрывали тревогу и, казалось нам, подразумевалось недоверие.
А эти люди, наши друзья, волей-неволей издают для нас с Тофом круг суррогатных братьев и сестер, дядьев и теть. Они обедают с нами, ходят с нами купаться. Девушки — Кей-Си и Джессика — покупают нам кухонные принадлежности, между делом заходят прибрать, заправить постели, вымыть посуду, скопившуюся в раковине и спальнях, и у них всегда можно получить ответ на вопрос насчет варки кукурузы или размораживания говядины. А еще они все знают Тофа с рождения, держали на руках, когда у него еще не выросли волосы, — и потому никогда не выражают недоумения по поводу его присутствия в кино, на пикниках и любых других сборищах. Он их тоже знает, различает их голоса по телефону и их машины на дорожке к дому; он едва ли не полностью запомнил текст номера, который мы готовили в старших классах на конкурс талантов и много месяцев репетировали в подвале. Тоф, которому тогда было четыре или пять, сидел на каждой репетиции, умолял мать, чтобы она разрешила остаться еще на минуточку, смотрел на нас с лестницы и все время прыскал. Все слова он знал наизусть.
Я стараюсь как можно чаще заманивать ребят в Беркли, хочу, чтобы они были рядом — как для моего собственного удовольствия, так и для поддержания преемственности, — чтобы они стали нашей семьей, отыгрывали свои роли: тетя, которая готовит; тетя, которая поет; дядя, который умеет показывать фокус — кладет горсть четвертаков на выгнутый локоть — потом ловкое движение — и ловит их на ладони. И они приезжают, остаются ночевать — в той же мере по доброй воле, что и под моим принуждением. Что касается Муди, он приезжает к нам все время; последнее время он ночевал у нас на диване как минимум три раза в неделю. С ним мы близко дружим со старших классов, когда делились порошком от запаха ног, сравнивали снадобья от прыщей — мы оба страдали от этой напасти — и пили пиво «Миллер Дженьюин Драфт» в его подвале-спальне-логове. Начав в старших классах с чрезвычайно эффективного бизнеса по изготовлению фальшивых удостоверений личности (мы первыми в городе освоили технологию «Макинтошей», бывшую тогда в новинку, разгромили конкурентов, которые по-прежнему пользовались «полароидами» и картоном), мы устроили в дальней комнате нашего дома маленькую дизайнерскую фирму по изготовлению бланков и визитных карточек с шелкографией ($ 39.99 за 500 штук) и выполняли заказы клиентов, которые, как и покупатели поддельных удостоверений, желали, чтобы все было сделано быстро, дешево — и плевать, какие там будут ошибки…