Уж не поверил ли он сам невзначай в эту муть про гения и автора проекта «Скваттер»?
Я еду в «сивике» забирать его. Я опаздываю. Бегу по коридорам, устеленным коврами. Бегу вверх по эскалатору, потом к ограде, потом вниз, к выдаче багажа. Придется громко выкрикивать его имя. Ему это не понравится.
— Это вы?
Я поворачиваюсь.
— Адам?
— Вы опоздали.
Это он. Адам Рич.
Наверное, я знал, что он невысокого роста. Знал-знал. Я не подам виду, что удивился. У него невероятный загар — он почти шоколадный; волосы покрыты гелем, острая бородка. Одет так же, как и на фотографиях, — футболка, шорты-гавайки, темные очки. Выглядит на все сто.
Мы идем к машине.
Когда мы въезжаем в Сан-Франциско, первым делом ему нужна сигара. Ему надо купить хороших сигар. Он утверждает, что полюбил сигары задолго до того, как курить их стало дурным тоном, и требует, чтобы я отвез его к магазину, который, как ему известно, находится на Маркет-стрит, чтобы он смог купить сигары такой-то и такой-то марки, которые не купишь просто так в «7-Илэвен».
Для него забронирован номер в отеле возле Ван-Несс. Я никогда раньше не видел этой гостиницы, нашел ее в телефонной книге.
— Вам понравится, — говорю я. — От нее очень близко… до всего.
От нее ни до чего не близко. Она оказалась дешевле многих других, у них было внятное объявление и — так уж вышло — самые красивые иллюстрации.
Мы въезжаем на парковку. Это гостиница вроде «Трактира под красной крышей», она в двух шагах от запруженной Ван-Несс, рядом — отделения автомобильных фирм, а в трех кварталах — Филей. В ней нет ни кондиционеров, ни бассейна.
Нет, ему не понравилось. Он в ярости. Он ведь ясно сказал при нашем разговоре, что его надо поселить у моря. Мы едем к Рыбачьей пристани. Там я останавливаюсь у автомата и просматриваю «желтые страницы». Он, не снимая темных очков, ждет в машине. Через десять минут я нахожу место — «Бест Вестерн», с кондиционерами и бассейном, в пяти кварталах от морских достопримечательностей. Я привожу его туда и оплачиваю номер. И два следующих дня выполняю все его капризы: мы чувствуем себя его должниками, потому что номер, на обложке которого написано…
Прощай, дружище!
Адам Рич: 1968–1996
Его последние дни
Его предсмертное интервью
Его наследие
…оказался бомбой, и бомбой мощной — относительно, конечно. Когда тираж номера был на пути к журнальным киоскам, мы отослали с нашей факс-машины «Бразер-600» пресс-релиз в один-единственный печатный орган — «Нэшнл Инкуайрер»
[169]
, где ни словом не проговариваемся, что наш материал — мистификация. В целях отвести от себя расспросы и поводить всех за нос как можно дольше мы приписали и саму статью, и сбор фактов неведомому британскому автору Кристоферу Пеламу-Фенсу. Все вопросы должны быть адресованы к нему, но по стечению обстоятельств ближайшую неделю он будет недосягаем: он в командировке, Кажется, в Румынии.
Ровно через восемь минут нам, задыхаясь, звонит продюсер «Документальной копии»
[170]
. Мы не отправляли факса в «Документальную копию».
— Почему мы ничего об этом не слышали? — интересуется он.
— Хорошенький вопрос, — отвечаем мы.
— Вы связывались с другими телевизионными станциями?
— Нет, вы первые.
— Вот и хорошо. Можете дать нам координаты его родных? Или друзей?
— Угу, конечно. Да. Попробуем. Да.
Все усложняется чересчур стремительно. Кто будет играть его мать, отца или продавца из соседской бакалейной лавки?
— Понимаете, для начала, — говорим мы, — нам надо связаться с мистером Пеламом-Фенсом. Он знает все подробности.
Нас застали врасплох. Мы-то думали, что нам поверят на слово. (А как же иначе: если дурацкий, полный ошибок журнальчик из Сан-Франциско что-то утверждает, значит, так оно и есть…) Мы и предположить не могли, что в «Документальной копии» обращают внимание на такую ерунду, как факты. Проходит несколько минут, и продюсер перезванивает.
— В управлении лос-анджелесской полиции нет записи о его смерти.
— Кхм. Ну…
— Это, конечно, еще ничего не значит, но все-таки…
Им самим хочется поверить так же отчаянно, как нам хочется их убедить.
Проходит двадцать минут, и он перезванивает еще раз:
— Такой записи нет во всей Южной Калифорнии. Это ведь там случилось?
— Ну… Хм. Да. Кажется.
— У вас есть еще какая-нибудь информация? Напомните-ка еще раз дату смерти.
— Да-да… [Судорожно листая журнал в поисках статьи.] Насколько я… помню… это случилось… знаете, вы бы действительно лучше поговорили с мистером Пеламом-Фенсом. Правда, он в настоящий момент в Бухаресте… и сейчас там три часа ночи, и…
Мы вешаем трубку и начинаем обдумывать стратегию. Мы хотим, чтобы роль Пелама-Фенса сыграл Пол или Зев. Оба отказываются.
— Ни за что.
— А я не умею изображать британский акцент.
Продюсер звонит снова:
— Никто ничего об этом не знает. Мы позвонили его менеджеру, и он сказал, что впервые об этом слышит.
Мы отослали факс час назад, и наше дело уже швах.
— Слушайте, парни, что вообще происходит? — интересуется продюсер.
Мы объясняем. Розыгрыш. Очень смешно.
Нет, он не умилился. Он в бешенстве. Он швыряет трубку.
Все кончено.
Впрочем, не совсем. Для Адама все еще далеко не кончено, потому что маховик раскрутился, и понадобится несколько недель, чтобы он замедлил движение. Корреспондент «АП», явно не из самых сообразительных, отыскал в миссу-рийских ебенях Дика Ван Паттена
[171]
, папу Адама в «Восьми хватит» и попросил прокомментировать безвременную смерть своего телевизионного сына. Тот был потрясен. Говорят, расплакался. Новость облетела Интернет. Люди обсуждали ее в чатах; большая часть тех, кто знал, что это розыгрыш, были в ярости. В основном люди сомневались. Друзья и бывшие подружки Адама несколько дней прожили в шоке, поверив, что его больше нет. Одна из бывших подружек позвонила ему домой, просто чтобы в последний раз услышать его голос по автоответчику. Трубку снял Адам. Она упала в обморок. Он в панике звонит нам.