"Проклятье! — думал Зай. — Опять жертвы, и
снова потеря мощности компьютерного обеспечения. И все из-за какого-то
прицельного лазера.
А когда в нас угодит разряд хаотичной гравитации, начнется
сущий ад".
— Сколько времени осталось до выхода из зоны
огня? — спросил он девушку-лейтенанта, неотрывно смотревшую на циферблат
часов.
— Двенадцать, — ответила она.
— Считайте, — приказал капитан.
Девушка начала обратный отсчет. По мере того как она
считала, в командном отсеке становилось все тише и тише. Никто из них не был
способен сделать хоть что-то. Поток гравитации наносил своим жертвам чудовищные
повреждения — переломы позвоночника, раздавленные мозги, разрывы внутренних
органов. При том, что отсутствовала энергопоглощающая оболочка, способная
отразить гравитационный разряд, могли погибнуть десятки, если не сотни членов
экипажа.
Зай даже не мог предупредить весь экипаж, но мог хотя бы
обратиться к тем, кто находился рядом с ним в командном отсеке.
Когда осталось пять секунд, он дал знак лейтенанту, и та
умолкла.
Но Зай обнаружил, что не в состоянии даже пошевелить языком.
Все традиционные ваданские фразы были составлены так, что в них упоминался
Император, а слова об Императоре из уст Лаурента Зая прозвучали бы смешно.
— Благодарю за службу. — Вот и все, что он сумел
сказать.
А потом вздохнул и стал ждать. Время истекло. Наверняка истекло.
— Промах, — тихо проговорил капитан. Офицер,
следивший за показателями датчиков, ошарашенно уставился на настольный дисплей.
— Это не случайный промах, сэр. Они изменили прицел.
Выстрелили по груде обломков в шести километрах от нас. Груду разнесло в пыль.
— Но... почему?! — вырвалось у Зая.
— Она была освещена, сэр. Какой-то источник тепла,
микроволн и трансляция сигнала высокой мощности.
— Трансляция сигнала?
— Имперский сигнал SOS. Личный аварийный маяк.
Зай покачал головой. В это трудно было поверить. Отвлекающий
маневр в самый нужный момент. Член экипажа «Рыси» каким-то образом оказался
там, в нескольких километрах от корабля, и погиб, спасая родной фрегат. Но кто?
— Мы находились у них в руках, сэр, — продолжал
офицер. — Почему же они перенацелились на что-то еще? Там ведь были
какие-то жалкие искорки — разве их можно сравнить с тем фейерверком, в какой
они превратили «Рысь»?
— Мы казались слишком легкой добычей, — ответил
Зай. — Слишком очевидной. Сигнал, переданный Хоббс, был слишком коротким.
Наверное, риксы решили, что мы — это и есть обломки.
Корабль задрожал. Послышался негромкий стон, он стал громче,
а потом утих.
— Теперь они снова нацелились на нас, сэр. Перенесли
огонь с груды обломков на «Рысь». Но мы уже вне зоны опасного попадания. Гравитационное
орудие выпустило луч половинной мощности, широкого охвата. Пять тысяч
гравитонов.
Зай вздохнул. Такой мощности едва хватило бы, чтобы вызвать
у человека рак кожи. За счет чувствительности своего вестибулярного аппарата
сам он ощутил гравитонную атаку в виде легкой тошноты, не более того.
— Включайте внутреннюю диагностику, — распорядился
он. — Прикажите экипажу оставаться в тяжелых скафандрах.
Фрегат получил много повреждений, а обстрел хаотичными
гравитонами низкой интенсивности мог еще какое-то время продолжаться,
постепенно затихая по мере того, как будет расти расстояние между «Рысью» и
риксским крейсером.
Они снова уцелели.
ДОМ
На десять лет раньше (по имперскому абсолютному времени)
Дом за много десятков лет дом разросся во все стороны.
Изначально выстроенный на вершине горы, он пустил корни
глубоко в мантию планеты Родина, чтобы найти в ее недрах геотермальную энергию.
Сейчас, когда наступило лето, с шести балконов открывался вид на искусственные
водопады и сады, простиравшиеся до самого горизонта. Дом украсил соседние
горные вершины специально засланными стаями искусственных бабочек, способных
существовать автономно. Зеркальные крылышки этих бабочек отражали солнечные
лучи и отбрасывали их на растения, помогая им выживать, а воде — течь.
Благодаря бабочкам на окружающие снега ложились изящные тени, а бледно-алый
арктический закат играл тремястами шестьюдесятью оттенками. Процессоры дома
были расставлены повсюду: захоронены в каменных туннелях в недрах горы,
припрятаны на дальних участках земель, рассеяны по снегам на сотни километров.
Огромный дом на полюсе, отрезанный от остального мира, принадлежащий женщине,
наделенной сенаторскими привилегиями, был отдельным миром, существовавшим по
собственным законам.
Но сегодня домом владело определенное беспокойство, чувство
неуверенности и сомнений, выражавшееся в виде легкой дрожи, пробегавшей по
электронным системам. Возникла новая ситуация — та самая, которую дом обдумывал
и моделировал на протяжении нескольких десятков лет, но никогда не пробовал на
практике. Впервые в доме одновременно находились двое людей.
Хозяйка принимала гостя.
Дом обшарил свои подземные кладовые, исследовал все то, что
было специально доставлено самолетом к визиту лейтенанта-командора, а также —
неприкосновенные запасы, пролежавшие нетронутыми сто лет. В кладовых хранилось,
конечно, намного больше продуктов, чем могли съесть двое людей за четыре года,
а уж тем паче — за четыре дня. И все же беспокойство сохранялось. Этот визит
для дома был шансом показать хозяйке, каких успехов он достиг за те долгие
годы, пока здесь никто не жил, продемонстрировать результаты своей долгой
независимой программы расширения и усовершенствования.
Обед был уже продуман. На нескольких уровнях выше
геотермальной станции кипела работа, там готовился тропический банкет.
Ферментированный подорожник, щедро украшенный зеленым тамариндом.
Предварительно замаринованная капуста, вырезанная в форме цветочных лепестков,
а затем на миг обжаренная в микросекундном плазменном поле. Морские креветки,
которые обычно занимались очисткой водных запасов дома, несколько часов
вываренные в карамели. Пудинг из длиннозерного риса и пальмового сахара,
посыпанный пудрой из тертого кокоса, чтобы по цвету быть похожим на флотскую
форму лейтенанта-командора. На каждую перемену блюд полагалось по двадцать
миллилитров водки, настоянной на личи, рамбутане, папайе и косточках манго.
Но теперь дом впал в отчаяние и думал о том, что этого,
пожалуй что, много. Правила этикета четко гласили: при любом визите самым
роскошным должен был быть не первый обед, а последний. Лаурент Зай
задерживался, и дому предстояло превзойти самого себя целых четыре раза подряд!
А что, если хозяйка опять передумает? Ни мощности процессоров, ни какого угодно
количества альтернативных вариантов, ни войск машин — ничего этого не хватило
бы, чтобы исполнить редкостный человеческий каприз.