Балканский венец - читать онлайн книгу. Автор: Вук Задунайский cтр.№ 97

Царь, казалось, очнулся, но потом опять устало закрыл глаза, и голова его пала на грудь. Писцы молча переглянулись. Они уже привыкли к немощи царя. Воины Александра Великого никогда не отступали ни перед чем, но время все-таки простирало над ними длань свою. Как могли писцы знать о том, как тяжко было царю под пятой духа нечистого! Однако же царь не винил их в том. Они не знали, кем был Александр, хотя и писали о нем со слов царя от заката до рассвета. Впрочем, царю сейчас не было дела до них. Он уходил все дальше и дальше в глубины своей памяти, которые были глубже самого глубокого ущелья Кавказских гор.

Для тех, кто шел за ним, Александр был полубогом. Подобно солнцу озарял он угрюмые пределы мира. Сами же боги щедро одарили его всевозможными совершенствами и добродетелями: Зевс даровал своему сыну редкую силу и царственную мудрость, Аполлон – красоту и умение привлекать к себе сердца людские, Посейдон – способность управлять стихиями и мистические прозрения, Афина Алкидема, под эгидой которой прошел он всю Азию, – стойкость и острый ум, Арес – волю, сокрушавшую все на пути своем. С одним только богом Александр был не в ладах. Дионису чересчур ревностно поклонялась царица Олимпиада, мать его. Поговаривали даже, что на самом деле именно он отец Александра, но как в это можно было верить? Бог молодого вина был коварен, очень коварен. Ему поклонялись еще и как богу безумия.

Бог, сын бога…

Все любили его. Все македонское войско, от гетайров до простых пехотинцев. Сердца бились сильнее, крепче сжимали воины оружие свое, стоило завидеть им два белых пера и алый конский хвост между ними, что были на шлеме царском, среди сарисс фаланги. Тогда даже самая безнадежная битва сулила победу. Александр проносился по полям сражений с горящими глазами, меч его разил врагов, и никто не мог противостоять ему.

Он был совершенен. Он мог все и даже более того. С легкостью делал он то, чего не могли даже древние герои, Ахилл и Геракл. Да что там герои – боги должны были завидовать ему! Должно быть, из-за этой зависти все и случилось. Но это было потом – Александр с безумным взором, опухшим бурым лицом и словно бурдюками под глазами, не просыхавший от заката до рассвета, кромсавший всех, кто попадался ему на глаза, окруживший себя подобранным по всей Азии отребьем, не узнававший близких и друзей своих, умудрившийся заблудиться в каналах вавилонских, как в трех оливах… Таким запомнили его многие. Но не Птолемей, сын Лага. Тот помнил его другим, совсем другим.

Александр…

Улыбка разгладила чело спящего царя. Золотой мальчик… Таким он запомнил Александра. Тогда, в Миезе, мир был совсем иным, и Александр был иным тоже. От него будто бы шло сияние, а глаза его были ясны, как Посейдонова бездна тихим летним утром. Уже одним этим боги давали понять, что у Македонии просто не могло быть иного царя. Там, в Левкадии, на склонах Бермия, они были молоды. Детские игры давали им упражнения для тела и ума, а мечты о будущем будили воображение невероятными и соблазнительными картинами. Как и все мальчишки, давали они друг другу клятвы вечной дружбы до тех пор, пока Аид не разорвет связавшие их узы.

Царь любил вспоминать свое отрочество. Царедворцы не понимали его. Что там можно было любить в этой холодной и дикой стране? Теперь у царя были мраморные дворцы, где было прохладно даже в самый лютый зной, и спускающиеся к морю сады, в которых были устроены водоемы, полные цветущих лотосов. В Македонии же дворцы властителей походили более на дома простых горожан Александрии: из камня – и то хорошо. А уж о садах и говорить не приходилось – сосны, прицепившиеся узловатыми корнями к скалам, вот и все сады. Не могли понять царедворцы, что очарование родных мест царя можно постичь, только побывав там.

Склоны Бермия не были крутыми, поросли они соснами и кедрами, и сквозь смолистые ветви их всегда можно было видеть, как синеет прорезанная горами даль. Солнце добела раскаляло древние камни. Хвоя же сосен, особенно в полдень, источала ароматы, с которыми не могли сравниться лучшие благовония царства Египетского. Этим запахом было пропитано все вокруг – трава и воздух, волосы и губы. В бескрайних пространствах Азии запах этот выветрился, царь почти позабыл его.

Там, среди горячих камней и смолистых сосен, будущие властители мира познавали то, чем предстояло им править. Пили они этот мир жадно, большими глотками и никак не могли напиться. Это было лучшее время в жизни царя Египта. После прогулок по тенистым дубравам с Аристотелем и горячих споров о первоначалах, о душе, диалектическом и аподиктическом познании, впоследствии вошедших в знаменитые труды Аристотеля – «Метафизику» и «Никомахову этику», после атлетических и воинских упражнений в изнеможении падали они в прохладный бассейн, а по ночам, когда на бездонное небо высыпали казавшиеся такими близкими звезды, у костра они делились друг с другом самым сокровенным.

В те поры Птолемей, сын Лага, был еще отроком, и среди других таких же отпрысков именитых македонских семей проходил он обучение премудростям жизни в нимфейской школе вместе с будущим царем Македонии. Александр всегда был у них заводилой. Но не только потому, что был сыном царя Филиппа. Он рожден был царствовать над телами, умами и сердцами людскими, и тела, умы и сердца подчинялись ему добровольно. Иных привилегий в Миезе царский сын не имел. Был он первым среди равных – и это при том, что даже не все ученики школы были из благородных семей! В Македонии испокон веков все решал не знатный род и не заслуги предков. Сила, честность, смелость, стойкость, верность – этого было достаточно, чтобы находиться подле будущего царя, даже если ты родился сыном пастуха. В Египте такое было немыслимо. Царские сановники даже представить себе не могли, чтобы будущий царь днем учился метать дротик, а ночи коротал у костра в обществе детей пастухов, поедая украденные кем-то с кухни пресные лепешки. Впрочем, Птолемей, сын Лага, даже по египетским меркам был ровня царскому сыну, ибо приходился тому родичем.

С радостью Александру подчинялись все – Гефестион, Кассандр, Неарх, Филот, Евмен, Онесикрит, Кратер, Лаомедонт… Какие имена! Какие люди! Царь Египта завидовал сам себе, ибо был тогда среди них – юных, красивых, полных сил и желания побеждать. Все они готовились к нелегкой, но великой миссии – быть властителями мира. Лисимах, Пифон, Селевк, Гарпал, Эригий, Протей, Гефестион…

В Миезе самые счастливые годы жизни прошли, как один день. Невыспавшиеся, утомленные риторикой, борьбой и метанием копий, при звуках отбоя мчались они в кедровник на склоне горы и спешили излить друг другу накопившееся за день. С легкой руки Александра сын Лага вошел в этот сонм полубогов, как будто так и было предначертано. Сам же он стал называть Птолемея не иначе как братом. Это было очень лестно – всем было ведомо, что в жилах Александра текла не человеческая кровь, а божественный ихор, делавший бессмертными всех, кто к нему прикасался.

В те поры они были молоды и бесстрашны, впереди их ждал целый мир, небо было безоблачным, мечи крепко сидели в ножнах, и впереди шел, ведя их за собой, настоящий бог, спустившийся ради этого со своих олимпийских высот. Чего можно было еще желать? Под конец лета они пропадали в кедровнике на склонах Бермия целыми ночами, пытаясь отдохнуть там от палящего дневного зноя. Ночное небо в ту пору будто переливалось мириадами жемчужин, и казалось, что до Млечного Пути можно дотянуться руками. С неба на головы юным полубогам падали звезды, и они успевали загадать желание, прежде чем те тонули где-то за горизонтом, в объятиях далекого Океана.