Старлей почесал в затылке:
— С чего бы ей кочевать. Жратвы вроде в океане хватает. Кааасаааткиии, кииитыыы, чааайкиии, опять же. Не, думаю, все там же пасется. А на Полюсе что? Пииингвиииныыы, да и те все свинцом потравленные.
— Не скажи, дорогой, — хмыкнул Фтагн. — Пииингвиииныыы у нас очень даже хорошо идут. Опять же, жир на смазку перерабатываем. Натуральным хозяйством живем.
Кир мрачно размазывал по тарелке овсянку. Игрек ткнул его под локоть:
— Ты чего хмурый такой?
— Да так. Спал плохо.
— Клаустрофобия? — сочувственно осведомился капитан.
— Не то чтобы… Хотя да, наверное. Пока я в хрустальной капсуле по космосу кочевал, нажил. Тесно там было, в капсуле. Даже для младенца.
Боцман-Олдман сосредоточенно пожирал кашу. Он слопал уже три тарелки и потянулся за добавкой. Анжела удивленно прошептала:
— Куда все это лезет? Он же такой тощий… бедненький.
Боцман улыбнулся ей, обнажив неровные зубы. Анжела зарделась.
Старлей решительно отодвинул тарелку, рыгнул и повернулся к Киру.
— Вот что. Одного я не понимаю. Эта самая операция… как мы ее, кстати, для документации обозначим?
Кир вяло ответил:
— Да не пофиг ли как? Хоть «Падение Вавилона».
— «Падение Вавилона»? А хорошо звучит. Знакомо даже, где-то я это уже слышал. Ну да не о том речь. Кто вообще ей руководит? Мой майор, твой Чача, ты? Потому как без начальства нельзя. Самостоятельность — первый шаг к анархии. А анархия для армии смерть. — Подумал и добавил: — И для флота тоже.
Кир пожал плечами:
— Считай, что я.
— А майор как же?
— Да пошел он в жопу. Не доверяю я ему, пирату космическому. Пардон, Фтагн, вообще против пиратов ничего не имею, но этот типчик меня нервирует. К тому же что-то я от него больше месяца ничего не слышал. Да он, поди, уже в сотне парсеков отсюда. У него на орбите челнок законсервированный был. Знал, сцуко, что раньше или позже когти рвать придется.
Игрек хмыкнул:
— А ты чего злишься? Что тебя не позвали?
— Да ну вас в задницу. — Кир резко встал и вышел из кубрика.
Старлей покачал головой:
— Чудит он что-то. Больно нервный для командира, чисто дамочка.
Ответил молчавший до этого Марсий:
— Не чудит. У него предчувствия. У меня, кстати, тоже. Особая восприимчивость к психоэнергетическим потокам.
— Бедненький, — промурлыкала Анжела.
Медуза заперхала, от возмущения подавившись кашей. Капитан любезно стукнул ее по спине, а потом провозгласил:
— От предчувствий нет лучшего лекарства, чем… ну, кто угадает?
— Водка? — предположил Старлей.
— Водка тоже. Но я имел в виду хорошую молитву. Давайте же с чистым сердцем помолимся Ктулху, чтобы благословил он наше плавание и привел к желанной цели.
И они помолились. Хотя Сталей все же предпочел бы водку.
Неприятности начались на следующий день. Сначала в машинном отделении обнаружились гремлины.
— И откуда они тут развелись? Вода же кругом, — сокрушался дневальный, посыпая гремлинов дустом.
Марсий, лишившийся дуста и потому крайне нервный, рявкнул в ответ:
— Оттуда и развелись, тупица. Они же от воды делятся.
Потом засорилась торпедная шахта, что было очень некстати, ибо они как раз вплыли в стаю морских оокуунькоов. Оокуунькии основательно потрепали и без того на ладан державшуюся обшивку. А затем их проглотил кииит.
— Когда пришла пора умирать, остается лишь петь и танцевать, — философски заметил капитан и вытащил из-за пазухи гармонику.
Кир раздраженно фыркнул. Они опять собрались в кубрике, и набилось их туда немало, потому что кубрик был максимально удален как от носа, так и от кормы, а корма уже начала потихоньку перевариваться.
Боцман, за последние дни заметно повеселевший — не без помощи Анжелы, снова помрачнел.
— Танцевать не получится, босс. Места нет.
И вправду, места для танцев не оставалось. Медуза, Анжела и Марсий устроились на спине кэльпи, а Саламандр, прикинув так и эдак, решил, что самое безопасное место — в кармане Кира. Сейчас он тихонько оттуда шипел. На Лешаке сидело пять ихтиандров и три утопленника.
Боцман достал блокнот и зачитал:
— По последним эхолокационным и рентгеноскопическим данным, кииит переваривает обшивку со скоростью полмиллиметра в минуту. Таким образом, нам осталось где-то около трех часов.
Старлей задумчиво побарабанил пальцами по столу.
— Я могу его воспламенить.
— Ага, и тогда мы все потонем, — ядовито ответил Кир. — За исключением, возможно, нашей прекрасной Медузы и иных водоплавающих. Машинное-то отделение он уже переварил. Да и вообще мы наверняка взорвемся вместе с кииитооом, он же весь пропитан нефтью. Куда хоть эта тварь плывет?
Боцман сверился с координатами.
— Плывет он примерно по нашему начальному курсу, с отклонением на зюйд-зюйд-вест в три градуса.
— И что у нас там, на зюйд-зюйд-весте?
Фтагн вздохнул:
— Непонятно. Новые карты устарели, а старые привирают. Но если верить Аполлидору, то ли Атлантида, то ли край света.
— Мы вывалимся за край! — взвизгнула Анжела.
— Планета — шар, и никуда мы не вывалимся, — резонно заметил Игрек.
— Не шар, а этот… овоид. Яйцо, короче, — возразил Старлей.
— Сам ты яйцо, — сказала Медуза. — Тупоконечное. Что делать-то будем? Марсий, а?
Марсий покачал головой:
— Извините, ребята. У нас на планете морских млекопитающих не водилось. Не знаю я, что ему насвистеть.
Все задумались. Фтагн раздул меха гармоники и повторил:
— Если делать нечего, надо петь и танцевать.
— Гениально!
Все оглянулись на Кира. Он распростер руки и обнял Фтагна с таким энтузиазмом, что бедняга посинел.
— Будем петь и танцевать!
— Чокнулся, — огорченно вздохнул Старлей. — От ужаса спятил.
Но Кир, не слушая, уже подхватил Анжелу, вскочил на стол и заскакал в веселой польке-бабочке.
У кииитааа было ясное задание — съесть большую вкусную рыбу, которая говорит «пиип-пи-пии». Обычно съеденные рыбы очень быстро успокаивались в кииитооовооом брюхе, так что можно было залечь на дно и принять сероводородную ванну. Может быть, даже поскрести шкуру хорошеньким трилобитом, очищая наросшие ракушки и всякую дрянь. Но эта рыба была совершенно неправильная рыба. Во-первых, она не перестала говорить «пиип-пи-пии», что кииитааа изрядно раздражало. «Пиип-пи-пии» мешал эхолокации, а в здешних местах ничего не стоило налететь на скалу или остатки затонувшего танкера. Во-вторых, она шевелилась. Она дергалась, и с каждой минутой все яростней. Это была очень беспокойная рыба. Она уже прямо отплясывала в кииитооовооом брюхе, выделывая немыслимые кульбиты и царапая нежную слизистую. Кииит напряг крошечный мозг, расположенный в хвостовом плавнике. Спустя несколько минут от мозга поступил сигнал, и кииит сделал так, как велел ему мозг.