— Сюда, — указала сестра Ортенсия, опережавшая нас
на несколько шагов.
Мы вошли в просторный подвал, в котором я без особого труда
представил себе интерьер «Тенебрариума», описанного Фермином. Полутьма скрывала
то, что на первый взгляд казалось коллекцией восковых фигур, рассаженных по
углам и забытых, с мертвыми стеклянными глазами, которые блестели при свете
свечей, как латунные монеты. Я подумал, что это, наверное, куклы или остатки
экспонатов старого музея, но потом заметил, как они двигаются: медленно,
осторожно. У них не было ни пола, ни возраста, полуистлевшее тряпье прикрывало
их тела.
— Сеньор Кольбато сказал, чтобы мы ничего не трогали и
не вытирали, — сказала сестра Ортенсия извиняющимся тоном. — Мы
только положили несчастного в один из ящиков, потому что он начал подтекать,
только и всего.
— Вы правильно поступили. Предосторожность никогда не
повредит, — согласился Фермин.
Я бросил на него отчаянный взгляд. Он спокойно покачал
головой, давая мне понять, чтобы я положился на него. Сестра Ортенсия довела
нас до конца тесного коридора, где было помещение вроде кельи, без света и
вентиляции, взяла одну из ламп со стены и протянула нам.
— Вы долго тут пробудете? У меня еще есть дела.
— Не задерживайтесь из-за нас. Ступайте по своим делам,
а мы уж его приберем. Будьте спокойны.
— Хорошо. Если вам что-то нужно, найдете меня в
подвале, в палате для лежачих. Если нетрудно, вынесите его через заднюю дверь,
чтобы остальные не видели. Это плохо сказывается на пациентах.
— Мы позаботимся об этом, — сказал я треснувшим
голосом.
Сестра Ортенсия на миг посмотрела на меня с любопытством.
Вблизи она оказалась женщиной пожилой, почти старой. Остальные обитатели дома
были ненамного ее старше.
— Послушайте, не слишком ли молод помощник для такого
дела?
— Правда жизни не различает возраста, сестра, —
произнес Фермин.
Монашка кивнула и улыбнулась мне доброй улыбкой. Во взгляде
ее не было подозрительности, была только печаль. Она прошептала:
— Да, конечно.
И удалилась во тьму со своей бадьей, а тень тянулась за ней,
как свадебная фата. Фермин втолкнул меня в келью. Это было крохотное кубическое
пространство, зажатое гноящимися от сырости стенами, с потолка свисали цепи с
крюками, а на растрескавшемся полу виднелась решетка стока. В центре, на столе
из посеревшего мрамора, стоял деревянный промышленный упаковочный ящик. Фермин
поднял фонарь, и мы увидели силуэт покойного в охапке соломы. Пергаментные
черты, неподвижные, заостренные, безжизненные. Отечная кожа пурпурного цвета,
открытые глаза, похожие на скорлупу разбитого яйца.
У меня ком подкатил к горлу, и я отвернулся.
— Ну, за дело, — приказал Фермин.
— Вы с ума сошли?
— Я имею в виду, что нам надо найти эту Хасинту до
того, как наша хитрость раскроется.
— Как?
— Зададим пару вопросов, как же еще?
Мы выглянули в коридор, убедились, что сестра Ортенсия уже
ушла, и осторожно проскользнули в зал, через который только что прошли.
Несчастные провожали нас взглядами, в которых читались и любопытство, и страх,
и даже алчность.
— Осторожно, некоторые из них, если бы могли вернуть
себе молодость глотком юной крови, вцепились бы вам в горло, — сказал
Фермин. — Возраст делает их всех похожими на овечек, но здесь столько же
мерзавцев, сколько снаружи, и даже больше. Потому что эти пережили и похоронили
остальных. Не жалейте их. Давайте, начинайте с тех в углу, у них вроде нет
зубов.
Если этими словами он пытался придать мне мужества, то
попытка его потерпела позорный провал. Я оглядел группу существ, которые
когда-то были людьми, и улыбнулся им. Это зрелище натолкнуло меня на мысль об
абсолютной аморальности вселенной, которая бездушно и жестоко разрушает в самой
себе все то, в чем больше не видит проку. Фермин угадал философский поворот
моей мысли и мрачно поддакнул:
— Н-да, мать-природа — та еще сука: печально, но
факт, — сказал он. — Наберемся смелости и — вперед.
Моя первая группа опрашиваемых на все вопросы о
местонахождении Хасинты Коронадо отвечала мне пустыми, жалобными, измученными,
безумными взглядами. Через четверть часа я оставил попытки и присоединился к
Фермину, чтобы узнать, повезло ли ему больше, чем мне. Его переполняло
отчаяние.
— Как найти Хасинту Коронадо в этой дыре?
— Не знаю. Это какое-то сборище уродов. Я попробовал
«Сугус», но они принимают их за суппозитории.
— А если спросить у сестры Ортенсии? Сказать ей правду
— и все.
— Правду говорят только в крайнем случае, Даниель, тем
более монашке. А до этого надо использовать весь остальной арсенал.
Посмотрите-ка вон на ту группку, они вполне живенько выглядят. Похоже, даже
латынь еще не забыли. Идите, спросите у них.
— А вы что будете делать?
— Я постою на стреме, вдруг вернется сестра Пингвин.
Действуйте.
Уже ни на что особо не надеясь, я приблизился к группе
обитателей приюта, занимавших угол зала.
— Добрый вечер, — сказал я и сразу понял, что мое
приветствие абсурдно в здешней вечной ночи. — Я ищу сеньору Хасинту
Коронадо, Ко-ро-на-до. Кто-нибудь из вас знает ее или может сказать, где она?
На меня жадно смотрели четыре пары глаз. «Хоть
что-то, — сказал я себе. Может, еще не все потеряно».
— Хасинта Коронадо, — настаивал я.
Четверо стариков переглянулись, словно договариваясь о
чем-то между собой. Один из них, пузатый и без единого волоска на черепе,
казался предводителем. Его представительный внешний вид на фоне этого сонма
апокалиптических персонажей напомнил мне счастливого Нерона, играющего на арфе,
пока Рим горит у его ног. С величественным жестом император Нерон игриво мне
улыбнулся. Обнадеженный, я ответил тем же.
Этот полутруп поманил меня, словно хотел шепнуть мне что-то
на ухо. Я засомневался, но пошел у него на поводу, спросив в последний раз:
— Bы можете сказать, где найти сеньору Хасинту
Коронадо?
Я приблизил ухо к губам старика, почувствовав тепловатое
зловонное дыхание на своей коже. Я опасался, что он меня укусит, но он вдруг с
невероятной силой испустил кишечные газы. Его товарищи засмеялись и захлопали в
ладоши. Я отшатнулся, но зловонный дух все равно настиг меня. И тут я заметил
рядом с собой старика со скрещенными на груди руками, бородой пророка и редкими
волосами. Он опирался на палку и горящими глазами презрительно смотрел на
остальных.
— Зря теряете время, юноша. Хуанито только и умеет, что
пускать ветры, а эти только и умеют, что смеяться и вдыхать их запах. Как
видите, структура общества здесь не слишком-то отличается от остального мира.