Через полчаса такси высадило меня у дверей резиденции
«Вангуардии» на улице Пелайо. В отличие от катастрофического упадка и
обветшания прежнего моего издательства здесь все дышало благородным достатком и
процветанием. Я назвался у стойки портье, и мальчик, по некоторым признакам
служащий без вознаграждения, тотчас напомнивший мне меня самого в возрасте
Пепито Грильо, был отправлен сообщить дону Басилио о посетителе. Львиный облик
моего старинного наставника с течением лет нисколько не изменился, по-прежнему
внушая трепет. В парадном облачении с иголочки, под стать новым декорациям, дон
Басилио представлял собой фигуру столь же внушительную и грозную, как в свое
время в «Голосе индустрии», если только такое возможно. Глаза его вспыхнули от
радости, когда он меня увидел. Вопреки всем своим железным правилам он заключил
меня в объятия, в которых я рисковал лишиться двух-трех ребер, если бы не
присутствие зрителей, а дону Басилио волей-неволей приходилось соблюдать
формальные приличия и репутацию.
— Становимся примерным буржуа, дон Басилио?
Мой бывший начальник пожал плечами, давая понять, что
окружавшая его новая обстановка не имеет ровным счетом никакого значения.
— Не обольщайся.
— Не скромничайте, дон Басилио. Вы теперь среди
избранных. Вы уже в строю?
Дон Басилио извлек свой неизменный красный карандаш и
продемонстрировал мне его, подмигнув.
— Публикуемся четыре раза в неделю.
— На два раза меньше, чем в «Ла Вос».
— Дай мне время, а то есть тут у меня выдающиеся
личности, кто ставит знаки препинания наугад и думает, что «шапка» — это
местный головной убор из провинции Логроньо.
Несмотря на ворчливые слова, не вызывало сомнений, что дон
Басилио чувствует себя весьма комфортно на новом месте, а также вид имеет
вполне цветущий.
— Только не говорите, что пришли просить работу, а то я
ведь могу вам ее и дать, — пригрозил он.
— Я признателен вам, дон Басилио, но вы же знаете, что
я подрастерял все навыки, и к тому же журналистика — это не мое.
— Так скажите наконец, чем вам может быть полезен
старый брюзга.
— Мне нужна информация об одном старом деле для сюжета,
над которым я сейчас работаю. Меня интересуют сведения о смерти известного
адвоката по имени Марласка, Диего Марласка.
— О каком времени речь?
— Тысяча девятьсот четвертый год.
— Давненько дело было. Сколько воды с тех пор утекло.
— Недостаточно, чтобы отмыть грязь с этого дела, —
обронил я.
Дон Басилио положил мне руку на плечо и повел за собой в
недра редакции.
— Не волнуйтесь, вы пришли куда нужно. Ребята здесь
собрали архив, которому позавидует сам Ватикан. Если в прессе что-то
появлялось, то мы это найдем. И, кроме того, заведующий архивом — мой добрый
приятель. Но предупреждаю, что я Белоснежка по сравнению с ним. Не обращайте
внимания на его манеру нагонять страх на людей, в глубине души — на самом
донышке — он белый и пушистый.
Я пересек вслед за доном Басилио просторный холл, отделанный
ценными породами дерева. Сбоку находился овальный зал с большим круглым столом
и коллекцией портретов, с которых на нас взирал сонм аристократов с суровыми
лицами.
— Зал, где происходит шабаш ведьм, — пояснил дон
Басилио. — Тут главные редактора встречаются с помощником редактора, то
есть вашим покорным слугой, и редактором. И, как истинные рыцари Круглого стола,
мы приобщаемся к Святому Граалю каждый день в семь вечера.
— Впечатляет.
— Вы еще пока ничего не видели, — сказал дон
Басилио, подмигивая. — Вот, поглядите.
Дон Басилио встал под одним из августейших портретов и
надавил на деревянную стенную панель. Панель со скрежетом подалась, открывая
проход в потайной коридор.
— Ну, что скажете, Мартин? И это всего лишь один из
многих тайных ходов в здании. Даже у Борджиа не было такого лабиринта.
Я последовал за доном Басилио по коридору. Мы пришли в
большой читальный зал, окруженный стеклянными витринами, — хранилище
служебной библиотеки «Вангуардии». В глубине зала, в лучах света, падавшего от
лампы с зеленоватым прозрачным абажуром, можно было различить фигуру человека
средних лет, изучавшего с лупой какой-то документ. Заметив наше появление, он
поднял голову и послал нам взгляд, способный обратить в камень человека
помладше или более трепетного.
— Представляю вам дона Хосе Марию Бротонса, владыку
подземелья и шефа катакомб этого святого дома, — провозгласил дон Басилио.
Бротонс, не выпуская из рук лупы, уставился на меня колючими
глазами, словно ржавеющими при соприкосновении с объектом. Я приблизился к нему
и подал руку.
— Мой бывший ученик, Давид Мартин.
Бротонс неохотно пожал мне руку и повернулся к дону Басилио:
— Это он писатель?
— Он самый.
Бротонс тяжко вздохнул.
— Надо иметь мужество, да уж, выходить на улицу после
той взбучки, которую ему задали. Что он тут делает?
— Он пришел просить у вас помощи, благословения и
совета по вопросу научного исследования и археологических раскопок
документов, — разъяснил дон Басилио.
— И где кровавая жертва? — пробурчал Бротонс.
Я сглотнул и переспросил:
— Жертва?
Бротонс посмотрел на меня как на идиота.
— Коза, ягненок, каплун, на худой конец…
Я растерялся. Бротонс, не мигая, гипнотизировал меня
взглядом в течение нескольких бесконечно долгих мгновений. А затем, когда у
меня спина зачесалась от выступившего пота, заведующий архивом и дон Басилио
разразились хохотом. Они хохотали взахлеб, утирая слезы, пока у них не перехватило
дыхание. Я не мешал им веселиться за мой счет. Очевидно, дон Басилио нашел
родственную душу в новом коллеге.
— Идите сюда, юноша, — велел Бротонс, сбросив
свирепую маску. — Посмотрим, что можно для вас найти.
28
Архиву газеты было отведено помещение в подвале здания.
Этажом выше размещалась ротационная машина, порождение поствикторианской
технологии, казавшаяся гибридом чудовищного вида паровоза и механизма для
производства молний.
— Представляю вам печатный станок, больше известный как
Левиафан. С ним держите ухо востро, говорят, он уже проглотил не одного
ротозея, — сказал дон Басилио. — Как кит Иону, только предварительно
разрезав на куски.
— Так удобнее.
— Как-нибудь можно скормить ему нового стажера. По
слухам, он племянник Масиа и корчит из себя всезнайку, — предложил
Бротонс.
— Назначайте день и час, и мы как следует отметим это
событие, — согласился дон Басилио.