— Дон Педро?
Дверь в гостиную была приоткрыта, и я заглянул. Дон Педро
стоял в центре комнаты. Он поднес револьвер моего отца к груди и направил его в
сердце. Я бросился к нему, но грохот выстрела заглушил мой крик. Оружие выпало
у него из рук. Тело его бросило к стене, а потом оно медленно сползло на пол,
оставляя на мраморе красный след. Я упал рядом с Видалем на колени и приподнял
его. Выстрел пробил дымящуюся дыру в его одежде, из нее брызнула струя густой
темной крови. Дон Педро пристально смотрел мне в глаза. Его улыбку затопило
кровью, тело перестало содрогаться и, обмякнув, вытянулось на полу, издавая
запах пороха и беды.
23
Я вернулся в машину и сел, положив окровавленные руки на
руль. Я задыхался. Переждав некоторое время, я опустил рычаг тормоза. Закат
окутал небо красным саваном, под которым пульсировали огни города. Я поехал
вниз по дороге, оставив за спиной виллу «Гелиос», возвышавшуюся на вершине
холма. Доехав до бульвара Пеарсон, я притормозил и посмотрел в зеркало заднего
вида. Из незаметного переулка вывернула машина и пристроилась мне в хвост на
расстоянии пятидесяти метров. Ее фары были погашены. Виктор Грандес.
Я ехал по бульвару Педральбес, пока не проскочил кованого
дракона на въездных воротах поместья Гуэль. Машина инспектора Грандеса не
отставала и держалась метрах в ста от меня. У бульвара Диагональ я свернул
налево по направлению к центру города. Движения на улицах почти не было, и
Грандес беспрепятственно следовал за мной. Поэтому я решил свернуть вправо,
надеясь затеряться на узких улочках в районе Лас-Кортс. К тому моменту
инспектор догадался, что раскрыт, зажег фары и сократил расстояние между нашими
машинами. Минуту мы кружили, выпутываясь из переплетения улиц и трамвайных
линий. Я рисковал, проскакивая между автобусами и машинами и повозками, и все
для того, чтобы неизменно обнаружить позади фары машины инспектора, ни на
минуту не терявшего меня из виду. Вскоре впереди выросла гора Монтжуик. Большой
дворец Всемирной выставки и прочие сохранившиеся павильоны прекратили работу
всего недели две назад, но уже теперь их очертания проступали сквозь пелену
вечернего туманного марева, напоминая останки великой забытой цивилизации. Я
выехал на широкую улицу, поднимавшуюся к каскадам призрачных огней Волшебных
фонтанов выставки, и развил максимальную скорость, какую был способен выжать
мотор. По мере того как мы поднимались к Олимпийскому стадиону по шоссе,
серпантином опоясывавшему гору, Грандес нагонял меня, и в конце концов я уже
без труда мог разглядеть его лицо в зеркале. Я чуть было не поддался искушению
поехать по дороге вверх до военной крепости на вершине горы, однако если из
какого места и не было исхода, так это из цитадели. У меня имелся только один
шанс — прорваться на противоположный склон горы, спускавшийся к морю, и
затеряться на одной из пристаней в порту. Для этого мне требовалось выиграть
немного времени. Нас с Грандесом разделяло всего метров пятнадцать. Впереди
показались широкие балюстрады смотровой площадки Мирамар, откуда открывался вид
на город, лежавший у наших ног. Я изо всех сил дернул рычаг тормоза, резко
остановив машину. Инспектор не мог избежать столкновения. Его авто врезалось в
«испано-суису», и по инерции нас протащило вперед еще метров двадцать. Из-под
колес посыпались гирлянды искр. Я отпустил тормоз и сдал чуть вперед. Пока
Грандес пытался справиться с управлением, я дал задний ход, выжав сцепление до
упора. Когда Грандес сообразил, что я делаю, было уже поздно. Я обрушился на
него со всей мощью кузова и модификации мотора самого лучшего гоночного
автомобиля в городе, которые были несравнимо прочнее и надежнее железа, которым
располагал он. Удар был силен. Тело инспектора дернулось в салоне, и я видел,
как он врезался головой в ветровое стекло, разбив его вдребезги. Белый дымок
закурился из-под капота его машины, и фары погасли. Я нажал на газ и прибавил
скорость, оторвавшись от преследования и устремившись к смотровой площадке
Мирамар. Не прошло и минуты, как я понял, что от удара грязевой щиток
расплющился о шину, и теперь одно заднее колесо крутилось, цепляясь за металл.
Запах горелой резины наполнил салон. Метров через двадцать шина лопнула, машину
повело, а потом она замерла, окутанная клубами черного дыма. Я выскочил из
салона и обернулся в ту сторону, где застряла машина Грандеса. Инспектор выполз
из кабины и медленно поднимался на ноги. Я огляделся. Станция канатной дороги,
тянувшейся над портом от горы Монтжуик до башни Сан-Себастьян, находилась в
пятидесяти метрах от меня. В алом закатном небе парили висевшие на тросах
кабины. И я со всех ног побежал туда.
Служащий канатной дороги собирался закрыть дверь станции,
когда заметил меня, мчавшегося к нему на всех парах. Он придержал дверь и
кивнул на платформу.
— Последний рейс на сегодня, — предупредил
он. — Очень кстати, если вы торопитесь.
Билетные кассы тоже закрывались. Я купил последний билет на
сегодняшний день и поспешил присоединиться к компании из четырех человек,
дожидавшихся у кабины. Я не обратил внимания на их облачение, пока служащий не
открыл дверцу, приглашая их на посадку. Священники.
— Подвесная канатная дорога была построена к открытию
Всемирной выставки и оборудована по последнему слову техники. Стопроцентная
безопасность гарантирована. В момент движения кабины предохранительный замок на
двери, который открывается только с внешней стороны, блокируется во избежание
несчастных случаев или, не дай Бог, самоубийства. Конечно, с вашими
высокопреосвященствами такой опасности не существует…
— Молодой человек, — прервал его я, — нельзя
ли упростить церемонию? Ночь на дворе.
Служащий сердито посмотрел на меня. Один из священников
заметил пятна крови на моих руках и перекрестился. Между тем служащий продолжал
разглагольствовать:
— Вы совершите воздушное путешествие по небу Барселоны
на высоте шестидесяти метров над уровнем моря, наслаждаясь самыми прекрасными
видами города, до недавнего времени доступными лишь ласточкам, чайкам и другим
созданиям, которых Всевышний снабдил оперением. Путешествие продлится десять
минут с двумя остановками. Первая предусмотрена на главной портовой башне, или,
как мне больше нравится ее называть, Эйфелевой башне Барселоны, иными словами,
башне Сан-Жауме. Вторая и последняя остановка будет на башне Сан-Себастьян.
Итак, желаю вашим преосвященствам счастливого пути и от лица компании выражаю
надежду, что вас снова посетит желание воспользоваться услугами канатной
дороги.
Я первым вошел в кабину. Служащий, пропуская четырех
священников, держал руку наготове, рассчитывая на чаевые, которых так и не
получил. Явно разочарованный, он резко захлопнул дверцу и повернулся, чтобы
установить стопор. Инспектор Виктор Грандес ждал его на площадке, помятый, но
ухмыляющийся, с полицейским жетоном в руке. Служащий без звука открыл ему
дверцу, и Грандес забрался в кабину, поприветствовав поклоном священников и
подмигнув мне. Мгновения спустя мы уже плыли в пустоте.
Кабина скользила вверх от станции к кромке горы. Священники
гурьбой прильнули к окну, откровенно наслаждаясь видами вечерней Барселоны. Они
знать не хотели, какие темные дела свели в этом месте нас двоих, Грандеса и
меня. Инспектор неспешно подвинулся ко мне и показал, что вооружен. Большие
багровые тучи кружили над акваторией порта. Кабина канатной дороги зарылась в
одно такое облако, создавая иллюзию, будто мы погрузились в огненное море.