Сталь разящая - читать онлайн книгу. Автор: Евгений Лукин cтр.№ 77

— О Господи!.. — простонал вдруг замдиректора, зажмуриваясь. Он, наконец, заметил роковую ошибку машинистки.

— В каком смысле — Господи? — тут же спросил любопытный Шерхебель, отбирая у Чертослепова бумагу. — А? — фальцетом вскричал он через некоторое время. — Что такое?!

Пошатываясь, подошел очнувшийся Альбастров и тоже сунулся сизым мурлом в документ.

— Грамота, — небрежно объяснил он. — Аз, буки, веди… глаголь, добро…

— Нет, вы только послушайте! — В возбуждении снабженец ухватил электрика за короткий рукав крупнокольчатой байданы. — «Обязуемся выгрести к пристани Баклужино в десять ноль‑ноль, шестнадцатого, одиннадцатого, тысяча двести тридцать седьмого». Печать, подпись директора… А? Ничего себе? И куда мы еще, по‑вашему, могли приплыть с таким документом?

— Что?! — мигом протрезвев, заорал электрик. — А ну дай сюда!

Он выхватил бумагу из рук Шерхебеля и вонзился в текст. Чертослепов затрепетал и начал потихоньку отползать. Но Альбастров уже выходил из столбняка.

— А‑а… — зловеще протянул он. — Так вот, значит, по чьей милости нас угораздило…

Он отдал документ Шерхебелю и, не найдя ничего в переметной суме, принялся хлопать себя по всему, что заменяло в тринадцатом веке карманы.

— Куда ж она к шайтану запропастилась?.. — бормотал он, не спуская глаз с замдиректора. — Была же…

— Кто?

— Удавка… А, вот она!

Шерхебель попятился.

— Слушайте, а надо ли? — упавшим голосом спросил он, глядя, как Альбастров, пробуя сыромятный арканчик на разрыв, делает шаг к замдиректора.

— Людишки… — презрительно пробасил Афанасий, и все смолкло на поляне. — Кричат, копошатся…

В лопнувшей под мышками кольчуге, в тяжелом побитом шлеме, чужой стоял Афанасий, незнакомый. С брезгливым любопытством разглядывал он из‑под нависших бровей обмерших членов экипажа и говорил негромко сам с собой:

— Из‑за бумажки удавить готовы… Пойду я… А то осерчаю, не дай Бог…

Нагнулся, подобрал свою железную палицу и пошел прочь, проламывая остекленелые дебри.

Не смея поднять глаза, Альбастров смотал удавку и сунул в переметную суму.

— Слушайте, что вы там сидите? — сказал Шерхебель Чертослепову. Идите сюда, надо посоветоваться. Ведь капитан, наверное, не зря оставил нам эту бумагу…

— Точно! — вскричал Альбастров. — Исправить дату, найти лодку…

— Ничего не выйдет, — все еще обижаясь, буркнул Чертослепов. — Это будет подделка документа. Вот если бы здесь был наш директор…

— А заодно и печать, — пробормотал Шерхебель. — Слушайте, а что если обратиться к местной администрации?

— Ох!.. — страдальчески скривился замдиректора, берясь за поясницу. Знаю я эту местную администрацию…

— А я все же попробую, — задумчиво сказал Шерхебель, свивая документ в трубку.

Не любили татары этот лесок, ох, не любили. Обитал там, по слухам, призрак урусутского богатыря Афанасия, хотя откуда ползли такие слухи шайтан их знает. Особенно если учесть, что видевшие призрак татары ничего уже рассказать не могли.

Сам Афанасий, конечно, понятия не имел об этой мрачной легенде, но к весне стал замечать, что местность в последние дни как‑то обезлюдела. Чтобы найти живую душу, приходилось шагать до самой дороги, а поскольку бороды у всех в это время года еще покрыты инеем, то Афанасий требовал, чтобы живая душа скинула шапку. Блондинов отпускал.

Поэтому, встретив однажды посреди леска, чуть ли не у самой землянки, брюнета в дорогом восточном халате, Афанасий был крепко озадачен.

— Эх, товарищ Филимошин, товарищ Филимошин!.. — с проникновенной укоризной молвил ему брюнет. — Да разве ж можно так обращаться с доспехами! Вы обомлеете, если я скажу, сколько сейчас такой доспех стоит…

На Афанасии была сияющая, хотя и побитая, потускневшая местами, броня персидской выковки.

— Доспех‑то? — хмурясь, переспросил он. — С доспехом — беда… Скольких я, царствие им небесное, из кольчужек повытряс, пока нужный размер нашел!.. Ну заходи, что ли…

Шерхебель (ибо это был он) пролез вслед за Афанасием в землянку и тут же принялся рассказывать.

— Ну, я вам скажу, двор у хана Батыя! — говорил он. — Это взяточник на взяточнике! Две трети сбережений — как не было… Хану — дай, — начал он загибать пальцы, — женам его — дай, тысячникам — дай… Сотникам! Скажите, какая персона — сотник!.. Ну да Бог с ними! Главное: дело наше решено положительно…

— Дело? — непонимающе сдвигая брови, снова переспросил Афанасий.

Ликующий Шерхебель вылез из дорогого халата и, отмотав с себя два слоя дефицитной парчи, извлек уже знакомый читателю рапорт о том, что гребное устройство непременно достигнет пристани Баклужино в такое‑то время. Дата прибытия была исправлена. Чуть ниже располагалась ровная строка арабской вязи и две печати: красная и синяя.

— «Исправленному верить. Хан Батый», — сияя, перевел Шерхебель.

Афанасий задумчиво его разглядывал.

— А ну‑ка прищурься! — потребовал он вдруг.

— Не буду! — разом побледнев, сказал Шерхебель.

— Смышлен… — Афанасий одобрительно кивнул. — Если б ты еще и прищурился, я б тебя сейчас по маковку в землю вбил!.. Грамотку‑то покажи‑ка поближе…

Шерхебель показал.

— Это что ж, он сам так красиво пишет? — сурово спросил Афанасий.

— Ой, что вы! — Шерхебель даже рукой замахал. — Сам Батый никогда ничего не пишет — у него на это канцелярия есть. Между нами, он, по‑моему, неграмотный. В общем, все как везде…

— А печатей‑то наляпал…

— Красная — для внутренних документов, синяя — для зарубежных, пояснил Шерхебель. — Так что я уж на всякий случай обе…

Тут снаружи раздался нестройный аккорд, и щемящий надтреснутый голос запел с надрывом:

— Ах, умру я, умру… Пахаронют миня‑а…

Шерхебель удивился. Афанасий пригорюнился. Из левого глаза его выкатилась крупная богатырская слеза.

— Входи, бедолага… — прочувствованно пробасил Афанасий.

Вошел трясущийся Альбастров. Из‑под надетой внакидку ношеной лисьей шубейки, только что, видать, пожалованной с боярского, а то и с княжьего плеча, глядело ветхое рубище да посвечивал из прорехи чудом не пропитый за зиму крест.

— Хорошие новости, товарищ Альбастров! — снова воссияв, приветствовал певца Шерхебель.

Электрик был настроен мрачно, долго отмахивался и не верил ничему. Наконец взял документ и обмер над ним минуты на две. Потом поднял от бумаги дикие татарские глаза.