Стимпанк - читать онлайн книгу. Автор: Пол Ди Филиппо cтр.№ 64

Уолт встал.

– Вы не знаете всей полноты замысла нашей экспедиции в Обитель Лета, Эмили. Это не объятие смерти, но смелый научный штурм ее территории, чтобы вырвать новые познания на благо всему живущему.

Подняв Эмили всей своей бычьей силой, Уолт сказал:

– Пойдем со мной, и ты увидишь.

Малая гостиная «Лавров» была превращена в импровизированную классную комнату или же штабной кабинет генерала. К мольберту прислонили большую грифельную доску с мелками на бортике; перед ней стояли пюпитр и единственное вместительное кресло. К стене сзади был прикноплен большой чертеж, который Эмили видела в прошлый раз расстеленным на столе; на пюпитре красовалось одно из странных стеклянно-металлических изделий, которые тогда придавливали этот чертеж. Перед пюпитром были расставлены несколько кресел со спинками из перекладинок. Теперь в них расселись пятеро нетерпеливых слушателей, слегка раздраженных десятиминутным ожиданием: Эмили, Уолт и Генри Саттон в первом ряду указанным порядком, Остин Дикинсон и светило науки Уильям Крукс – позади них.

Все вместе взятое привело на память Эмили ее краткие школьные дни. И неизбежно эти бесценные воспоминания воскресили великолепного Леонарда Хэмфри.

Хэмфри был на четыре года старше Джорджа Гулда. Девочкой Эмили благодаря тесной связи своего отца с Колледжем жадно ловила новости о блистательной академической карьере этого талантливого представительного молодого человека. Эмили он казался воплощением самых гордых надежд нового поколения.

Так вообразите ее восторг, когда после получения диплома в 1846 году Хэмфри был назначен директором Амхеретской Академии – школы совместного обучения, которую посещали шестнадцатилетняя Эмили и тринадцатилетняя Винни.

По коридорам Академии новый директор проходил, истинно сочетая в себе Адониса и Сократа, особенно пленяя все нежные женские чувства, не исключая и чувств Эмили. (Она даже выучила наизусть хвалебную речь Хэмфри «Мораль Штатов».) По сей день Эмили все еще считала Хэмфри своим первым Учителем, и воспоминания о тех немногих случаях, когда он стоял близко от нее, все еще хранили силу вызвать в ней восторженную дрожь.

Неожиданная и мрачная его смерть в 1850 году, когда он был еще в расцвете своей мужественности, стала Невосполнимой Утратой для Эмили и для всего города.

Она не знала, то ли присутствие другого мужественного Учителя рядом с ней, то ли Смерть как тема ожидаемой лекции сотворили перед ней почти осязаемый образ Хэмфри, словно он беззвучно напрягался, ища преодолеть мембрану, отделяющую его от живущих. Но именно так он избрал явиться ее внутреннему взору.

Я только дважды потеряла столько, подумала Эмили, но тут ее отвлек от этих мыслей голос ученого позади нее.

– Пустая трата времени – вот проклятие, когда работаешь с этими спиритами, – сказал Крукс. – Мне приходилось смиряться с той же проблемой, занимаясь с Юмом. Он демонстрировал поразительнейшие феномены – левитацию, материализации, голоса, но всегда после часов скуки, когда все мы сидели в темноте, соединив наши потные руки. Это проклятущее испытание для того, кто привык к яркому свету и четким условиям ла-бо-ра-то-рии, можете мне поверить.

Остин попенял своему соседу:

– Не можете ли вы немножко следить за своими выражениями, Билл? С нами ведь дама…

Крукс фыркнул, не столько презрительно, сколько с восхищением.

– Чтобы я умерил свой язык! Да поглядите, с кем рядом сидит ваша сестра, прах меня побери! Если она почитала его стишки, она уже вкусила сполна. «Запертые страждущие реки, шары мужчины и корень мужчины», куда дальше! Да в нем больше бесстыдства, чем в Россетти и всей его шайке либертинов, вместе взятых!

Эмили почувствовала, что краснеет. Она ожидала, что Уолт вскинется на слова Крукса, зная, как сама она отозвалась бы на любое нападение, которому подверглись бы ее стихи. Но поэт только наклонил побуревшую от солнца шею, улыбнулся и сказал довольно загадочно:

– Меня окружают мастера подножек и вопрошений…

Стремясь переменить тему, Эмили смело обернулась к Круксу:

– Почему же вы продолжаете свои неправоверные изыскания, мистер Крукс, в таких раздражающих условиях?

– Только потому, мисс Дикинсон, что спиритизм – наиболее волнующий и многообещающий феномен, с каким мне пока довелось столкнуться. К счастью, благодаря состоянию моего отца мне дано удовлетворять мою любознательность любым способом, какой я пожелаю, не заботясь о том, чтобы зарабатывать на жизнь. Иначе я все еще прозябал бы в проклятущем занудном Оксфорде в качестве наблюдателя метеоритов в Радклиффской обсерватории. Однако при нынешнем положении дел я могу путешествовать по земному шару – и за его пределы, если мы осуществим задуманное, – и знакомиться с такими очаровательными барышнями, как вы.

Прежде чем Эмили успела ответить, Генри Саттон сказал:

– Вот и они.

Из боковой двери появилась ожидаемая пара.

Первой вошла мадам Селяви. Ее одежда была в некотором беспорядке: одна из ее пышных юбок задралась, приоткрыв край кринолина. По пятам за ней вошел Э. Д. Дэвис. Суровый автор и издатель, знаменосец дела спиритизма выглядел довольно-таки того, сего, этого – жилет застегнут не на те пуговицы, очки сбились на сторону, волосы взъерошены.

Мадам Селяви плюхнулась в кресло в центре комнаты. Она поддернула корсаж повыше под своим рвущимся наружу бюстом и испустила усталый вздох, всколыхнувший, как заметила Эмили, ее усы.

Дэвис занял место за пюпитром. Видимо, только сейчас спохватившись, он пригладил волосы, поправил очки и обратился к своим слушателям:

– Мадам Селяви и я беседовали с духами касательно нашего путешествия. Аудиенция была трудной и беспорядочной из-за многих помех на линии Небесного Телеграфа. К счастью, дух-проводник мадам, принцесса наррагасетских индейцев Розовое Облачко, сумела отразить все зловредные влияния и обеспечить успех нашего предприятия.

Мадам Селяви перебила его:

– Oui, mon ami [128] , предзнаменования из Обители Лета самые благоприятные. Скоро нам будет дозволено пересечь границу во владения le Moissonneur Hideux [129] .

Эмили в третий раз услышала упоминание неведомого места, называемого Обитель Лета. Слова эти претворились для нее всего лишь в один из тех совершеннейших июльских дней, ради которых онажила, когда могла ощущать глубину, лазурь, благоухание, претворяющий экстаз. Ее возмутило, что такое название использует почти несомненный шарлатан, успешно морочащий ее брата, и она решилась его перебить:

– Вы готовитесь перепрыгнуть из нашей прекрасной весны, весны Новой Англии, прямо в летний зной, мистер Дэвис? Или вы всего лишь предполагаете путешествие в более теплые широты нашего Шара? Попокатепетль или Тенерифе, например?