Андроид Каренина - читать онлайн книгу. Автор: Бен Уинтерс cтр.№ 72

Он простил жену и жалел ее за ее страдания и раскаяние. Он простил Вронскому и жалел его, особенно после того, как до него дошли слухи о его отчаянном поступке. Он жалел и сына больше, чем прежде, и упрекал себя теперь за то, что слишком мало занимался им. Но к новорожденной маленькой девочке он испытывал какое-то особенное чувство не только жалости, но и нежности. Сначала он из одного чувства сострадания занялся тою новорожденною слабенькою девочкой, которая не была его дочь и которая была заброшена во время болезни матери и, наверно, умерла бы, если б он о ней не позаботился, — и сам не заметил, как он полюбил ее. Он по нескольку раз в день ходил в детскую и подолгу сиживал там, пока ребенок не привык к нему. Он иногда по получасу молча смотрел на I/Кроватку/9, на спящее шафранно-красное, пушистое и сморщенное личико ребенка и наблюдал за движениями хмурящегося лба и за пухлыми ручонками с подвернутыми пальцами, которые задом ладоней терли глазенки и переносицу. В такие минуты в особенности Алексей Александрович чувствовал себя совершенно спокойным и согласным с собой и не видел в своем положении ничего необыкновенного, ничего такого, что бы нужно было изменить. И вдруг раздавался зловещий шепот:

УНИЧТОЖЬ ЕЕ

УНИЧТОЖЬ ЕЕ

УНИЧТОЖЬ РЕБЕНКА

УНИЧТОЖЬ

И он знал, что битва не окончена. Он знал, что вместе с благословенной силой, управлявшей душой его, была и другая, грубая, столь же мощная, а быть может, и более могущественная, контролировавшая всю жизнь его, и сила эта не даст ему насладиться миром, которого он так желал. Период затишья подходил к концу: Лицо, его дражайший друг и самый ненавистный враг, вернулось, чтобы продолжить развязанную войну. Оно шептало:

УНИЧТОЖЬ

ВОЗЬМИ ВЛАСТЬ В СВОИ РУКИ

УНИЧТОЖЬ

Получив несколько тревожных сообщений о сложных родах и долгом выздоровлении сестры, Степан Аркадьич выехал из Москвы, чтобы навестить больную. Они нашли Анну в слезах. Маленький Стива тотчас же бросился помогать Андроиду Карениной: он запустил галеновую капсулу, поправил покрывало своими плоскими манипуляторами, вновь наполнил стакан ледяной водой. Что касается Степана Аркадьича, то он тотчас естественно перешел в тот сочувствующий, поэтически-возбужденный тон, который подходил к ее настроению. Он спросил ее о здоровье, и как она провела утро.

— Очень, очень дурно. И день, и утро, и все прошедшие и будущие дни, — сказала она.

— Мне кажется, ты поддаешься мрачности. Надо встряхнуться, надо прямо взглянуть на жизнь.

— Встряхнуться! Встряхнуться! — пискнул Маленький Стива.

— Я слыхала, что женщины любят людей даже за их пороки, — вдруг начала Анна, — но я ненавижу его за его добродетель. Я не могу жить с ним. Ты пойми, его вид физически действует на меня, я выхожу из себя. Я не могу, не могу жить с ним. Что же мне делать? Я была несчастлива и думала, что нельзя быть несчастнее, но того ужасного состояния, которое теперь испытываю, я не могла себе представить. Ты поверишь ли, что я, зная, что он добрый, превосходный человек, что я ногтя его не стою, я все-таки ненавижу его. Я ненавижу его за его великодушие. И мне ничего не остается, кроме…

Она хотела сказать смерти, но Степан Аркадьич не дал ей договорить.

— Ты больна и раздражена, — сказал он, — поверь, что ты преувеличиваешь ужасно. Тут нет ничего такого страшного.

И Степан Аркадьич улыбнулся. Никто бы на месте Степана Аркадьича, имея дело с таким отчаянием, не позволил себе улыбнуться (улыбка показалась бы грубой), но в его улыбке было так много доброты и почти женской нежности, что не оскорбляла, а смягчала и успокаивала. Его тихие речи и улыбки действовали смягчающе успокоительно, как миндальное масло. И Анна скоро почувствовала это.

— Нет, Стива, — сказала она. — Я погибла, погибла! Хуже чем погибла. Я еще не погибла, я не могу сказать, что все кончено, напротив, я чувствую, что не кончено. Я — как натянутая струна, которая должна лопнуть. Но еще не кончено… и кончится страшно.

— Ничего, можно потихоньку спустить струну. Нет положения, из которого не было бы выхода.

— Я думала и думала. Только один…

Маленький Стива весело зачирикал, стараясь поднять всем настроение, но Степан Аркадьевич посчитал это неуместным и потому погрузил робота в Спящий Режим.

— Позволь, — сказал он. — Ты не можешь видеть своего положения, как я. Позволь мне сказать откровенно свое мнение. — Опять он осторожно улыбнулся своею миндальною улыбкой. — Я начну сначала: ты вышла замуж за человека, который на двадцать лет старше тебя. Ты вышла замуж без любви или не зная любви. Это была ошибка, положим.

— Ужасная ошибка! — сказала Анна.

— Но я повторяю: это совершившийся факт. Потом ты имела, скажем, несчастие полюбить не своего мужа. Это несчастие; но это тоже совершившийся факт. И муж твой признал и простил это. — Он останавливался после каждой фразы, ожидая ее возражения, но она ничего не отвечала. — Это так. Теперь вопрос в том: можешь ли ты продолжать жить со своим мужем? Желаешь ли ты этого? Желает ли он этого?

— Я ничего, ничего не знаю.

— Но ты сама сказала, что ты не можешь переносить его.

— Нет, я не сказала. Я отрекаюсь. Я ничего не знаю и ничего не понимаю. — Она схватилась за покрывало и прошептала: — Есть еще что-то. Что-то в его характере, чего я не могу понять.

Анна не могла закончить предложение, и Степан Аркадьевич не настаивал. Он тотчас вспомнил московское подземелье, и перед глазами встал робот, которого показал ему Каренин. Он вновь ощутил страх и замешательство, испытанные в тот день.

— Да, но позволь…

— Ты не можешь понять. Я чувствую, что лечу головой вниз в какую-то пропасть, но я не должна спасаться. И не могу.

— Ничего, мы подстелем и подхватим тебя. Я понимаю тебя, понимаю, что ты не можешь взять на себя, чтобы высказать свое желание, свое чувство.

— Я ничего, ничего не желаю… только чтобы кончилось все.

— Но он видит это и знает. И разве ты думаешь, что он не менее тебя тяготится этим? Ты мучишься, он мучится, и что же может выйти из этого?

Тогда как развод развязывает все, — не без усилия высказал Степан Аркадьич главную мысль и значительно посмотрел на нее.

Она ничего не отвечала и отрицательно покачала своею остриженною головой. Но по выражению вдруг просиявшего прежнею красотой лица он видел, что она не желала этого только потому, что это казалось ей невозможным счастьем.

— Мне вас ужасно жалко! И как бы я счастлив был, если б устроил это! — сказал Степан Аркадьич, уже смелее улыбаясь. — Не говори, не говори ничего! Если бы Бог дал мне только сказать так, как я чувствую. Я пойду к нему.

Анна задумчивыми блестящими глазами посмотрела на него и ничего не сказала.