– Интересно, почему? – хмыкнула
Зюка.
– Потому что в противном случае я
расскажу всем о том, что случилось в гостинице «Морская», – припечатала ее
Жанна.
От неожиданности Зюка расплескала суп, меньше
всего она ожидала от Малышевой подобного поведения.
– Но… откуда? – залепетала Зина.
– Неважно, знаю, и все, – нагло
заявила Жанна, – так что прямо со следующего номера и начинай, не мне тебя
учить, что следует писать. Хвали, как расхваливаешь тех, кто тебе платит.
Резко оттолкнув стул, Жанна встала и
прошипела:
– Имей в виду, ты теперь должна
заботиться о моем благополучии…
Зина, плохо соображая, уставилась на
шантажистку.
– Не дай бог, попаду под машину, –
кривлялась Жанна, видя, что Зюка почти потеряла сознание, – тогда тебе
крышка, милочка. Я – девушка предусмотрительная, люблю на досуге создавать
не только картины, но и веду дневник, где описываю все, что случилось за день.
Там и про тебя, жадная крошка, правда есть. Ну так вот. Ежели произойдет какой
несчастный случай, или, не ровен час, я умру, имей в виду, одной из моих подруг
даны на этот счет самые четкие указания. Она вытащит бумаги на свет и
отправится в милицию. И ехать тебе, душечка, назад, на историческую
родину, в Сибирь, да не в СВ, а в «столыпине», так что сдувай с меня пылинки.
– У меня в мыслях не было ничего
подобного, – пролепетала Зина.
– Ну и отлично, – фыркнула
Жанна, – жду статейку.
Естественно, что в «Веке искусства» появился
гигантский очерк, расхваливающий пейзажи Малышевой… С тех пор похвальба не
стихала. Зина очень боялась разоблачения. И теперь, когда Малышева
погибла, она трясется с утра до ночи, ожидая появления таинственной незнакомки
с дневником.
Я посмотрела на нее.
– Нет, я не убивала, – твердила
Зюка, – ей-богу, пальцем ее не тронула. Не скрою, мне хотелось, чтобы
Жанка попала под трамвай или погибла в автомобильной катастрофе, но самой
лишить ее жизни!.. Ну не из таких я, поверь. Вот деньги заплатить –
пожалуйста, хочешь, тебе за молчание отсыплю. Человек я небедный,
вознаграждение будет достойным. И потом, есть одна неувязка в твоих
размышлениях.
– Какая?
– А кто убил Никиту? Уж, наверное, эти
преступления связаны между собой. Ну Кита-то мне зачем изводить?
– А он тоже владел твоей тайной!
Зюка подняла голову и устало сказала:
– Не надо делать из меня серийного
убийцу. Воротникова покончила с собой. Она была душевнобольной.
– Неужели? Откуда такая информация?
Зинаида опять вытащила сигареты:
– Я прихватила с собой ее сумочку, а там
лежал паспорт, вот я и выяснила, что Люба все соврала. На самом деле она
москвичка. Ну, я поехала по адресу, штамп-то прописки в паспорте стоял.
Поболтала во дворе с бабами. Знаешь, что выяснилось?
– Ну?
– Она уже несколько раз пыталась
покончить с собой, вены резала, таблетки глотала, в петлю лезла, только
родители ухо востро держали и каждый раз спасали психопатку. А потом им
надоело, и они сдали ее в сумасшедший дом. Как уж она ухитрилась удрать, одному
богу известно…
Я молчала, какое-то внутреннее чувство
подсказывало: Зюка не врет.
– Почему же вы сразу не обратились в
милицию?
Зина тяжело вздохнула.
– Тогда мне просто стало плохо, а когда я
вновь начала соображать, Марина и Ада уже устроили пожар. Адка безумно боялась
за свое место, пустила нас в гостиницу без всякого оформления… На дворе был
семидесятый год… Выгнали бы ее без выходного пособия и права занимать
руководящие должности… Ну, я и пожалела ее. Кто ж знал, что так выйдет!
А все Зудина, вот уж дрянь, так дрянь. Она и Аду шантажировала, и та ей
тоже платила. Господи, ну когда же она наконец до смерти доколется.
– Уже, – тихо сказала я.
– Что? – подняла голову Зина.
– Уже, – повторила я, – Марина
скончалась от передозировки.
Секунду редакторша молча смотрела в пол, потом
абсолютно беззвучно заплакала. Слезы горошинками катились по ее бледному лицу,
но Зюка даже не пыталась их вытирать.
– Ладно, – пробормотала я. –
Вот что, если женщина с дневником объявится, попросите ее о встрече, ну,
пообещайте денег, или чего она там еще захочет. А как только договоритесь,
тут же звоните мне, идет?
Зюка кивнула. Она не пошла провожать меня к
двери, даже не шелохнулась, когда я вышла на лестничную клетку.
Путь до метро я проделала пешком. Да, похоже,
что и Зюка тут ни при чем. Что же у нас получается? Никто не виноват? Борису
Львовичу нет никакой нужды травить хорошенькую, молоденькую любовницу. Никита
не убивал сестру. Ему ее смерть страшно невыгодна, лопнул «постельный» бизнес.
Ничего хорошего не принесла кончина Малышевой и Корчагиным. Андрей лишился
отличного ювелира, а Валерия потеряла лучшую подругу. Зюка же безумно боится,
что после смерти Жанны правда об истории, происшедшей в «Морской», выплывет
наружу. Ну и кто у нас остается? Дубовский!!! Милый отставной мент! Как ловко
он избавился от меня. Моментально предложил свою помощь, велел поговорить с
секретаршей Наденькой, тут же начал руководить, и я, абсолютно одураченная,
ушла. Ловко! Впрочем, в одном он прав: у Наденьки все же следует узнать,
провела ли Аня в кабинете Гребнева хоть пару минут в одиночестве? Господи, если
я чего и не понимаю, так это зачем было убивать несчастного Сеню Гребнева.
Следователь-то думает, что Анна налила мужику в рюмку яд, чтобы отомстить… Но я
же знаю, что она невиновна!
Голова окончательно пошла кругом.
Я добежала до метро и поняла, что забыла у Зюки пакет. Старательно
изображая из себя наркоманку Зудину, я сегодня взяла с собой не сумочку, а
пластиковый пакет, куда сунула кошелек, детектив, чтобы не скучать в дороге, и
маленький плоский, похожий на портсигар диктофон. Он был включен, я
намеревалась незаметно запечатлеть все Зюкины признания. Правда, говорят, что
такая запись не может служить в суде доказательством, но на следователя она
произвела бы нужное впечатление…
Глава 26
Пришлось нестись за пакетом, а потом,
запыхавшись, домой.
Толпу в нашем дворе я заметила издалека –
человек двадцать возбужденно размахивали руками, – а также «Скорую помощь»
и машину милиции. Сердце сжало нехорошее предчувствие. Господи, ну что у нас
еще случилось?
Тут от толпы отделились женщины.