И, что интересно, эффективно бороться с Гуманоидом и его шайкой, терроризирующими в/ч № 62229, ну никак не получалось. Сначала их нарядами мытарили — так, чтобы, сволочи, вообще забыли, что такое спать, чтоб жрачка в горло не лезла. Не помогло. Сомик, правда, чуть не загремел опять в санчасть, но прыти своей стукаческой не утратил. Вот это старшину и поражало. Ради чего они готовы на полном серьезе здоровьем своим рисковать? Ради каких-то дурацких принципов? Ладно… Начали гонять всю роту, истязали кроссами, маршами и прочей физподготовкой, отчетливо давая понять: за что, за кого и почему им такое; дело доходило до рвоты, до носового кровотечения, до массовых обмороков, но… все впустую. Гуманоид тянул, Мансур, конечно, тянул, Двуха тянул. Даже сопляк Сомик — из последних сил, но тянул. И никто из них сдаваться не собирался. А все прочие… С Гуманоидом и его прихвостнями срочники связываться боялись. Бухтели на них солдатики, конечно, но осторожненько и с оглядкой. Тогда Нефедов придумал такую штуку: Гуманоида и компанию усадил посреди плаца на специально вынесенные стульчики, стол им поставил, на столе — компотик, конфетки горками… Хотел старшина еще к получившемуся натюрморту самовар добавить, либо пивка с десяток бутылок, но самовара не нашел, а с пивом заморачиваться поопасился. И вокруг этих гадов всю остальную роту гонял по плацу часа четыре, не меньше: то бегом, то в полуприсяди, то по-пластунски… Отжиматься заставлял, приседать… в общем, поизмывался на славу, аж сам устал и горло сорвал. Думал, после такого представления Гуманоида в казарме точно придушат. Да где там! Ночь прошла спокойненько. И тогда-то Нефедов, а вместе с ним другие офицеры, окончательно сообразили: Гуманоид со товарищи настолько тверды в своей позиции, что все прочие солдатики не просто запуганы ими, они испытывают какой-то благоговейный священный ужас перед их железобетонной убежденностью в собственной правоте и необходимости стоять на своем — если придется, даже ценой жизни. Это вроде можно было понять, но как понять, почему ради какой-то не имеющей к ним прямого отношения малости Гуманоид и его соратники готовы этой своей жизнью пожертвовать? А тут еще, что Нефедова в очередной раз до крайности изумило, к шайке Гуманоида пристали еще несколько солдат, среди которых вдруг оказались младшие сержанты Бурыба и Кинжагалиев. А вчера старшина видел, как Гуманоид в свободное время со всей немалой уже компанией начал заниматься своей йогой-шмогой… или как там она называется…
— Белый, белый, белый свет… — пробурчал себе под нос старшина, украдкой выглядывая из-за угла, — камера пустая… Тьфу ты, привязалась окаянная мелодия…
По плацу брели, положа руки в рукавицах на висящие на груди автоматы, Киса и Дрон. Курили, меланхолично беседовали о чем-то между собой. Старшина Нефедов облегченно выдохнул. Ну, этих-то можно не опасаться. Эти свои парни, нормальные ребята, не сдадут. Но все-таки высовываться из-за угла почему-то не стал, решил перестраховаться — подождал, пока солдаты пройдут мимо…
И стоя под стеной, тиская в руках канистру, воровато дыша в сторону, чтобы не выдать себя паром изо рта, старшина вдруг будто увидел себя со стороны. И внезапно испытал чувство странной и мгновенной брезгливости, подобное тому, какое испытывает человек, случайно наступив босой ногой на большого отвратительного жука.
Нефедов поморщился, неслышно сплюнул на снег и снова помотал головой, прогоняя неприятное ощущение.
Через пару минут он продолжил прерванный появлением караульных путь.
* * *
— Приехал, — констатировал Ефим, увидев, как из старенькой иномарки осторожно и неуверенно выходит невысокий молодой человек в тесном сером полупальто, под воротником которого пунцовел аккуратно повязанный длинный шарф. — Сидите в машине! — строго приказал он. — Помните, как уговаривались? Выходить только тогда, когда я подам условный знак — вот такой… — и Ефим закинул руку к затылку, вроде бы для того, чтобы почесаться — но вместо этого побарабанил пальцами по голове.
Он выбрался из автомобиля и, не потрудившись закрыть за собой дверцу, пошел к иномарке — прямой, с высоко поднятой головой, держа руки в карманах расстегнутого плаща. На ходу он энергично дергал плечами, словно помогая длинным полам плаща развеваться еще эффектнее. Трое мужчин, оставшихся в автомобиле, немолодых, крутолобых, коротко стриженных, очень похожих друг на друга, переглянулись.
— Во фраер! — проговорил тот, кто сидел за рулем. — Ну и фраер!
— Молодой, — равнодушно отозвался один из тех, кто помещался на заднем сиденье, — понты распирают. Пройдет.
Третий с легким лязганьем поправил лежащий на коленях автомат Калашникова и хмыкнул:
— Не, Мишаня в его годы другим был. На дешевые понты не разменивался. Верно говорят, природа на детях отдыхает…
— Не гони, Зяма, на мальчугана, — сказал ему водитель. — Тогда время другое было. И люди другие. А теперь и такие, как Ефимка, подойдут, чтоб делами ворочать…
Место встречи Ефим назначил на повороте загородной трассы, неподалеку от железнодорожного моста через глубокий овраг. «Все открыто, как на ладони, — внушительно вещал он своим подопечным еще несколько часов назад, — если наш друг не один подъедет, сразу заметно будет…» В ответ на замечание Зямы о том, что «наш друг» вряд ли представляет такую опасность, что нужно страховаться на случай какой-либо неожиданности, Ефим смерил его суровым «начальственным» взглядом и велел не рассуждать.
Сейчас Ефим еще раз убедился в том, что место он выбрал верно — умозаключение это базировалось теперь на следующем: стелющийся понизу ветер непринужденно, но весьма картинно распахивал его плащ, открывая на обозрение молодому человеку кобуру пистолета, укрепленную под мышкой Ефима.
— Старший лейтенант Бородин? — осведомился Ефим.
— Ага, — несколько растерянно кивнул молодой человек. — Это я.
Ефим недоверчиво прищурился.
— Точно ты? — спросил он. — Чего-то ты это… не похож на офицера.
Его визави бледно улыбнулся, пожимая плечами.
— Могу это… паспорт показать, — предложил он.
— На полставки в правительстве сисадмином сидишь, так?
— Так… точно. То есть — да.
— Знаешь, кто я?
— Знаю, да. Вы ж по телефону представились, когда со мной о встрече договаривались. Вы сын Михаила Сигизмундовича…
Ефим прицелился в него указательным пальцем, и старлей Бородуля послушно заткнулся.
— Обойдемся без фамилий, — веско проговорил Ефим. — Так вот, мне позарез нужен срочник один, рядовой, который у вас в части служит, и ты поможешь мне его заполучить. По-тихому, понимаешь? Потолковать с ним надо…
— Да я… — замялся Бородуля, — некоторым образом… сейчас на больничном. Я на службе-то давно уж не появлялся и не знаю, когда появлюсь. А… что за солдат вас интересует?
— Василий Морисович Иванов, — старательно выговорил Ефим.
Бородуля вздрогнул. В круглых глазах его отразилось отчетливое: «Я так и знал!»