Метатель ножей - читать онлайн книгу. Автор: Стивен Миллхаузер cтр.№ 4

То был новый нож, или мы так решили – длиннее и тоньше. И нам почудилось, что там, на сцене, все происходит слишком быстро, ибо где же прожектор, где драма внезапной тьмы, – но Хенш, пока мы удивлялись, сделал то, что делал всегда, – метнул нож. Кто-то услышал, как девушка вскрикнула, кого-то потрясло ее безмолвие, но все мы услышали, как нож не стукнулся об дерево.

Вместо этого мы различили звук мягче, тревожнее, звук, почти подобный тишине, и кто-то говорил, что девушка глянула вниз, будто удивившись. Другие утверждали, что в ее лице, в выражении глаз увидели восторг. Она упала на пол, темная женщина выступила вперед и указала на метателя ножей, а тот впервые обратил внимание на нас. И поклонился нам: глубокий, медленный, грациозный поклон, поклон мастера, до земли. Красный занавес стал медленно опускаться.

Включили верхний свет.

Покидая театр, мы все решили, что это было блестящее представление, хотя не могли отделаться от чувства, что метатель ножей зашел слишком далеко. Он подтвердил свою репутацию, нет слов; он и не пытался заигрывать с нами, и все равно мы ни на секунду не могли отвести от него пристального взгляда. Однако же мы считали, что ему следовало найти какой-то другой способ. Разумеется, последний номер скорее всего был постановкой, девушка наверняка с улыбкой вскочила на ноги, как только упал занавес, однако кто-то припоминал того или иного рода малоприятные слухи, стычки с полицией, иски и встречные иски, грязные делишки. В любом случае, мы всё повторяли себе, что ее вовсе не принуждали, ни одного из них нисколько не принуждали. И уж точно любой на месте Хенша имеет право совершенствовать свое искусство, выдумывать новые номера, язвящие любопытство, – в самом деле, такие улучшения абсолютно необходимы, ибо без них метатель ножей не может и надеяться обратить на себя внимание публики. Как и всем нам, ему приходится зарабатывать на жизнь, а это, следует признать, в наше время непросто. Но в конечном итоге, когда были взвешены все «за» и «против», и тщательно рассмотрены все аспекты, мы так и не смогли отделаться от чувства, что метатель ножей действительно зашел слишком далеко. В конце концов, если поощрять подобные представления, если их хотя бы терпеть, то чего нам ждать в будущем? Разве это не опасно? Чем больше мы об этом размышляли, тем неуютнее нам становилось, и еще долго по ночам, выныривая из тревожных сновидений, мы в смятении и страхе вспоминали гастролирующего метателя ножей.

Я девять лет не имел от друга никаких вестей, но не удивился, – ну, не слишком, – когда от него пришла записка, поспешно нацарапанная карандашом. Он сообщал, что «обзавелся женой», и приглашал в гости – в какой-то северный городок, о котором я никогда раньше слышал.

«Приезжай на 16-еи 17-е, – вот что он написал. – К обеду». В бесцеремонности этого приказания – Альберт в лучшем виде. Он набросал карту: маленький черный кружок – «Деревня», маленький белый квадратик – «Мой дом». Между ними – волнистая линия. Под нею значилось: «плюс-минус 3,5 мили». Над ней – «Дорога 39». Знаю я эти сиротливые северные деревушки – молельный дом, три бара и бензоколонка с единственным насосом. Я представил себе, как Альберт в иронической отрешенности живет со своими книгами и маниями. А вот жену его представить не мог. Мне всегда казалось, что Альберт не из тех, кто женится, хотя женщинам он нравился. У меня уже были планы на выходные, но я всё отменил и отправился на север.

Я по-прежнему считал Альберта своим другом, в некотором роде – своим лучшим другом, несмотря на то, что мы не общались девять лет. Скажем так: когда-то он был моим лучшим другом, и думать о нем иначе было нелегко. Даже в те времена крепкой дружбы – последние два курса колледжа и потом еще год, когда мы виделись ежедневно, – другом он был трудным и требовательным. Презирал традиции, однако был сдержан в привычках, порой у него случались вспышки, иногда он внезапно замолкал, серьезный на грани сарказма, нетерпимый к посредственности, про. клятый неизменным чутьем на малейшую фальшь фразы, жеста или взгляда.

Он был красив: резкие черты лица жителя Новой Англии (его семья, как он утверждал, поселилась в Коннектикуте сразу после падения Римской империи), – но невзирая на манящие улыбки однокурсниц, воздерживался от бурных романов с городскими девушками в кожаных куртках: не желал иметь с ними ничего общего. После колледжа мы год вместе снимали комнату в университетском городке, полном кафе и книжных магазинов, платили за нее пополам и дрейфовали от одной пустяковой работы к другой. Я оттягивал неминуемо ожидавшую меня жизнь в костюме с галстуком, а он издевался над моим обыкновенным страхом стать обыкновенным, защищал американский бизнес как единственный оплот оригинальности, читал Платона и «Основы современной шахматной игры» и играл на флейте. Однажды он уехал – вот просто так, – начать то, что он называл новой жизнью. Еще год я получал открытки из маленьких городков по всей Америке с изображением Главных улиц и старинных железнодорожных станций где-то в глухомани.

На открытках он писал что-нибудь вроде «До сих пор ищу» или «Ты не видел мою бритву? Помоему, я оставил ее в ванной». Потом полгода ничего – и вдруг открытка из Юджина, штат Орегон, в которой он подробнейшим образом описывал неопознанный деревянный предметик, обнаруженный в верхнем ящике бюро в спальне, которую он снимал, – а потом девять лет молчания. За это время я устроился на работу и почти женился на старой подруге. Купил дом на симпатичной улице, что тянулась меж рядами кленов и веранд, немало размышлял о старом друге Альберте и спрашивал себя, к этому ли я стремился в те давние дни, когда еще к чему-то стремился, – к такой ли жизни, какой живу сейчас.

Городок оказался хуже, чем я предполагал. Я медленно проехал рассыпающееся кирпичное здание бумажной фабрики с заколоченными окнами, ряды поблекших шелушащихся домов на две семьи, где на просевших верандах сидели и пили пиво парни в черных футболках, тату-салон и вялый ручей. Дорога 39 вилась по полям дикой моркови и желтой амброзии, то и дело попадался унылый домик или грядка пожухлой от солнца кукурузы. Я миновал прогнивший сарай с обвалившейся крышей. Проехав 3,2 мили по одометру, я увидел у края дороги видавший виды дом.

Перед ним в высокой траве лежал велосипед, открытый гараж был до отказа набит ветхой мебелью. Я неуверенно свернул на немощеную дорожку, остановился, не выключая мотора, вышел и направился к двери. Звонок отсутствовал. Я постучал по сетке, которая громко заколотилась о косяк, и к двери подошла высокая, босая и очень бледная женщина с заспанными глазами, в длинной мятой черной юбке и робе поверх футболки. Я спросил про Альберта, она подозрительно на меня глянула, дважды быстро качнула головой и хлопнула дверью. Направляясь к машине я заметил, как ее бледное лицо смотрит на меня из-за раздвинутых розовых занавесок. Я подумал: может, Альберт женился на ней, а она не в себе? Потом, выруливая с дорожки, я еще подумал, что следует сейчас же развернуться – немедленно – и рвануть подальше от этих путаных приключений в дикой местности. В конце концов, мы не виделись девять долгих лет, все должно быть иначе. На 4,1 милях дорога свернула в гору, и я увидел мрачный дом, притаившийся за пыльными деревьями. Я свернул на непонятную грунтовку, колеистую и заросшую сорняками, и надавил на тормоз, чувствуя себя одиноким и брошенным: вот занесло меня – в богом забытое тошнотворное нигде, мотаюсь тут, словно дурак или преступник. И тут дверь открылась и вышел Альберт: одна рука в кармане, другой машет.