— Ты, оказывается, кретин, — спокойно ответил Костя. — Ты просто рефлексирующий безвольный кретин… Через эту чёртову скульпторшу ты хочешь узнать цену так называемой своей любви, то есть цену себе… Ты придумал себе зеркало, но учти, зеркало наверняка кривое! У неё своя жизнь, у тебя своя, и нет скульпторше до тебя никакого дела! Ты сейчас никто!.. Никто… И это тебя бесит. Ты о себе возомнил… Вот в чём твоя беда! Смири гордыню, дурак, и читай учебники! — Костя и дальше продолжал говорить обидные вещи, но Гектор на него не обижался. Гектор вспомнил Инну Леннер, её поцелуи и пожалел Костю. Но также знал Гектор, что бы ни случилось, Костя будет заниматься как одержимый, и только чудо может помешать ему поступить на восточный факультет…
…Гектор уже пару раз прогулялся по набережной. Ему теперь не так нравились идущие навстречу девушки, белые пароходы и пальмы, освещённые прожекторами. Гектор думал, где бы переночевать. Можно было на автовокзале, а можно на природе. Например, на пляжном лежаке… «Вот только холодновато будет ночью, — думал Гектор и смотрел на небо. По небу гуляли, взявшись за руки, звёзды. — Но если надеть куртку и купить бутылку хорошего вина…» Эта мысль Гектору понравилась, и он сел на скамейку отдохнуть, а заодно пересчитать деньги.
Гектор недолго шуршал рублями, трояками и пятёрками. А когда он рассовал деньги по карманам, то увидел вдруг, что сидит на скамейке не один. Рядом с ним на скамейке сидела светловолосая ленинградская Оля и курила сигарету.
— Я тебя видела на набережной, — сказала она. — Ты глазел на девушек…
— Ты меня порицаешь или одобряешь? — машинально спросил Гектор, всё ещё не веря, что встретил в Ялте знакомую.
— Конечно, одобряю, — сказала Оля. — Ты давно в Ялте?
— Почти час, — ответил Гектор.
— Хату снял?
— Нет.
— Не нашёл?
— Я транзитом. Завтра сматываюсь в Керчь…
— Где будешь ночевать?
— Не знаю…
— Слушай, — сказала Оля. — А я не поленилась, навела о тебе справки… Ты, оказывается, десятиклассник…
— Бывший…
— А почему ты тогда не занимаешься, что ты делаешь в Крыму?
— Решил вот готовиться к экзаменам в Керчи…
— Будет жаль, если ты не поступишь…
— Кому будет жаль? — уточнил Гектор.
— Мне, — сказала Оля.
— И что я должен буду делать с этой твоей жалостью? — Гектор неожиданно начал злиться. Его раздражало Олино равнодушие. Словно вчера они виделись на Невском, а сегодня встретились на Литейном, а вовсе не в Ялте.
— Ты сейчас чего-то хорохоришься, — сказала Оля, — а сам похож на мальчишку, выпустившего из рук мамину юбку…
— Который час? — спросил Гектор.
— Скоро десять… — посмотрела на часы Оля.
— Пойдём! — Гектор вскинул на плечо сумку. — Пойдём! Нас ждут великие дела! — Он схватил Олю за руку, и они побежали по парку, потом оказались на набережной и побежали вдоль моря, задевая прохожих. Десять часов. В парке темно, а на набережной фонари горят — всё видно.
— Куда? — спрашивала на бегу Оля. Юбка её, недлинная, на больших железных пуговицах, начала расстёгиваться. Так и влетели они в центральный ялтинский гастроном: Гектор, счастливо смеющийся, и Оля — недовольная, в расстёгнутой юбке. В винном отделе без очереди была куплена бутылка шампанского.
— Ты спятил, — сказала Оля. — Мама дала тебе деньги, чтобы ты покупал общие тетради, а ты… Ты должен пить газированную воду из автомата!
— Пойдём… — Гектор потащил Олю в сторону пляжей, где на гальке не было ни одного человека, где деревянные лежаки стояли, как солдаты в тесном строю, а маяк на углу суши и моря мигал жёлтым огнём. Море, однако, вело себя сносно. Шипело скромно и под ногами не путалось.
— Мальчуган решил выпить под шум прибоя? — усмехнулась Оля.
Гектор остановился и рывком притянул её к себе.
— Теперь я понял, — засмеялся Гектор, — почему ты всё время говоришь глупости… Ты просто…
Она пожала плечами.
— А тебе-то что? — спросила она.
— Ничего, — ответил Гектор. — Только я никогда не пью, чтобы напиться и говорить глупости… Звонить по праздникам знакомым… Поучать, поучать…
— Я думала, ты уже забыл, — сказала Оля.
Они стояли на деревянной площадке метрах в восьми над морем. Дул ветер, и темнели по углам шезлонги. Гектор выбрал два и поставил рядом.
— Садись, — сказал он Оле.
— Благодарю… Зачем ты купил эту бутылку шампанского?
— Это прощальная бутылка, Оля… Ты не пожелала выпить её со мной в Ленинграде, давай выпьем в Ялте… Завтра утром я уплыву в город Керчь…
— Не понимаю, чем славен город Керчь?
— Не всё ли равно? — Гектор снял с себя куртку, джинсы и остался в одних плавках.
— Это ещё зачем? — Оля удивлённо смотрела на Гектора. Вдалеке светился корабль, похожий на новогоднюю ёлку. Ближе к берегу полз буксир — малосветящийся, но шумно дышащий астматик. Гектор подошёл к краю площадки и встал на перила. Удержать равновесие было трудно.
— Твой труп съедят крабы! — грустно сказала Оля. Гектор оглянулся. Оля стояла на середине площадки с бутылкой шампанского в руках. Горлышко бутылки серебрилось.
— Хоп! — крикнул Гектор и ласточкой полетел вниз. В воду он вошёл хорошо, почти не ушибся. Немного поплавав в холодной воде, Гектор выбрался на берег, отжал плавки и забрался на площадку, где находилась Оля в обществе многочисленных шезлонгов.
— Как они себя вели?! — кивнул на шезлонги Гектор.
— Они ужасно невоспитанные, — ответила Оля. — Всё время отбрасывают какие-то неприличные тени…
Гектор понял, что сонное равнодушие прошло. Олины глаза блестели. Именно такой нравилась Оля Гектору когда он высматривал её на Невском, или вёл за руку по коридорам института связи, или плясал с ней в Академии художеств. Гектор хотел спросить её про Серого, но потом раздумал. Весело стало Гектору.
Он быстро оделся и выстрелил вверх пробкой шампанского. На его удачу пробка вылетела птичкой, а из бутылки пена не полезла.
— Вот теперь, — сказал Гектор. — Теперь пить так приятно…
— С тобой не скучно, — сказала Оля. — Но это всё у тебя от молодости… Вино жизни…
Гектор передал ей бутылку.
— Скажи, — посмотрела на него Оля. — Зачем ты едешь в Керчь?
— Хватит про Керчь, — сказал Гектор и положил руку Оле на плечо. — Впрочем, я могу тебе рассказать, но ты меня всё равно не поймёшь. И… — Гектор сбился.
— Продолжай.
— И потом, наверное, у нас будет время поговорить…
— Ты просто-напросто мелкий романтик, — вздохнула Оля.