– Что будем делать?
Шаги приближались к кухне. Сделав мне знак молчать, Роберт осторожно прикрыл дверь.
– Когда старикан уйдет, Хэтч поднимется наверх.
Голос Гринни Милтона рокотал из кухни.
– Если они вдруг сунутся сюда, я позабочусь обо всем, – сказал Роберт.
На кухне открыли холодильник. Зазвенел лед в стаканах.
Я взялся было за подъемную раму окна, но тут Роберт остановил меня: «Погоди».
Как след от двигающейся цели на экране радара, расстроенный голос Милтона отмечал продвижение мужчин через гостиную в другую половину дома, откуда его слова стали отчетливо слышны.
– У этих людей явно что-то есть, Стюарт. Они требуют финансовую отчетность аж за тысяча девятьсот восемьдесят третий год. Это ты тоже считаешь совпадением?
– Отстань, – устало проронил Хэтч.
Шаги теперь послышались на подходе к «большой комнате». Мужчины с размаху опустились в кресла.
– Мой луисвилльский поверенный просит, чтобы я разделил наше дело на два самостоятельных.
– Этим-то как раз ничего не известно. И не может быть известно. Как дважды два.
– Я не хочу за решетку. Тюрьма никак не входит в мои планы. Слышишь, Стюарт?
– Да слышу, слышу, – откликнулся Хэтч. – С самого полудня я слушаю твою истерику.
– Тогда выслушай вот что. Если идешь ко дну – иди-ка сам, ладно?
– О'кей. Гринни, никто ни к какому дну не идет. Все это ерунда. Если ты разделишь дела, ты дашь этим понять, что мы оба виноваты. А это не совсем то, что нам надо.
– Да они готовят обвинительные акты – нам это надо?
– Ты хочешь знать, почему они готовят обвинительные акты? Эштон бродила вокруг да около, собирая заявления от всех и каждого. А в процессе она брала напрокат машины, летала на самолетах, расплачивалась за дорогие отели и изысканные меню. Откуда она взялась? Кентукки. Эти люди понятия не имели о том, в какую копеечку она им обошлась. Так что домой она вернется с пустыми руками.
– Но…
– Эштон возвращается в родные пенаты и говорит: простите, ребята, шансов никаких, нас постигла неудача. И это наверняка. А босс ей и говорит: Эштон, это моя работа, и мы теперь не вправе бросить все. И что они делают? Готовят обвинения, Гринни, вот что они делают, потому что обвинения оправдывают их расходы. Если ничего нового не всплывет – что ж, тогда они, наверное, ударят по рукам. Им важно сохранить лицо – только и всего.
– А как быть со взломом? – спросил Милтон.
– А никак. Сбой сигнализации. Залез кто-то в дом и расколотил компьютеры. Но, Гринни, наши данные целы, к ним никто не прикасался, это я тебе гарантирую.
– Надеюсь, ты прав, – сказал Милтон. – Я слишком стар для тюрьмы.
– Да и я немолод. Не говоря уж о том, что творится у меня в семействе. Не надо было мне вводить Лори в этот чертов комитет. Еще один пример того, что делать людям добро – по сути своей гнилая идея. Так что там Рэчел?
– Рэчел приговорила мой бумажник примерно за месяц до того, как я устроил ей лучшую косметическую операцию, какую только можно получить за деньги, – сказал Милтон. – С чего бы ей мстить мне? Ладно, хватит об этом – мы сейчас начнем все по второму кругу. Поеду домой, переоденусь перед встречей с Минь-Ва.
– Вот-вот, пусть лучше она будет твоей единственной головной болью, – пожелал Хэтч. – Но вот что мне делать?
– Ты просто хочешь оказаться на моем месте, – сказал Милтон.
Они пошли к входной двери и повторили половину того, о чем уже сказали до того, как туфли Милтона тринадцатого размера тяжело ступили на подъездную дорожку.
Хэтч закрыл входную дверь, подошел к лестнице и поднялся на несколько ступенек. Помедлив, он начал спускаться. Дойдя до последней ступеньки, он направился к кабинету. Роберт подмигнул мне и исчез.
Ручка повернулась, и дверь начала открываться. Я сделал единственное, на что был способен, кроме нападения, – в тот самый момент, когда Стюарт Хэтч переступил порог, я взнуздал время.
Когда в глазах моих прояснилось, я стоял в чистом поле, чувствуя боль, как от всех моих предыдущих «глотков» времени, только на этот раз она была слабее. Зеленый ковер пустынного луга поднимался по склону холма и дальше. Расправив крылья, в пронзительной синеве неба парили птицы. Инстинктивно я пошел в направлении будущей Восковой улицы, пытаясь припомнить расстояние до угла. Когда я подумал, что уже должен подойти к своей машине, я вновь исполнил свой трюк и вернулся к выложенному кафелем бортику бассейна. Еще фут вправо, и я угожу в воду.
Голова моя ничуть не болела, а живот – чуть-чуть. Однако женщина в десяти футах передо мной, одетая лишь в нижнюю половину бикини, казалось, была готова потерять сознание от потрясения. Она резко дернулась вперед и схватила полотенце.
– А вы откуда взялись?
– Мисс, я сконфужен не меньше, чем вы, – проговорил я. – Я надеялся найти кого-нибудь, кто помог бы мне найти адрес. Мне надо доставить этот конверт на Восковую улицу, но что-то я никак не могу ее отыскать. Извините меня, пожалуйста.
Зажав концы полотенца под мышками, она улыбнулась:
– А чей дом вам нужен?
– Мистера Хэтча, – ответил я.
– Стюарта? – Не поднимая руки, она показала пальцем: – Вам туда. – Ярдах в пятидесяти серый настил выступал над ровной, дрожавшей маревом зеленой лужайкой. Мимо своей машины я лихо промахнулся. – Шагайте по Ежевичной улице, первый поворот направо.
Когда я свернул за угол на Ежевичной, то увидел Роберта, прислонившегося к моему «таурусу» и ухмылявшегося.
– Слушай, иди ты к черту, – не выдержал я.
– Я в курсе, что моя помощь тебе не нужна, – сказал Роберт. – Просто я умираю от любопытства: как тебе удалось унести ноги?
– На ковре-самолете, – ответил я.
– Таинственно и непостижимо. С ума сойти.
– Роберт, – сказал я, – ты обратно в город найдешь дорогу без посторонней помощи, правда?
Коснувшись пальцами лба в насмешливом салюте, Роберт исчез. Я подошел к двери своей машины и тут услышал.
– Мистер? – С той стороны улицы на меня пристально смотрела женщина в шортах и блузке на бретельках. – Все хочу спросить… Как вы это делаете?
– Мой братец откалывает такие номера с малых лет, – ответил я. – Нашу маму это всегда бесило.
106
Лори открыла мне дверь, и каждая черточка ее прекрасного лица осветилась радостью.
– Нэд! Я так рада тебе. Заходи скорей.
Я обнял ее.