96
Я сидел за столом Лори, глядел на стакан и размышлял о своем брате, моей тени, чье отсутствие направляло течение всей моей жизни. Он заранее знал, что со мной произойдет в Мидлмонте, он спас меня от голодной смерти – ведь это Роберт флиртовал с Хорстом, когда я впадал в ступор. Он подстроил мою встречу с Эшли, потому что знал: следствием ее будет ужин с Лори Хэтч в «Лё Мадригале». Однако он не знал, что я раздам три четверти доставшегося мне от Тоби Крафта, и был очень удивлен рассказом о моей поездке на Нью-Провиденс-роуд. Роберт хотел, чтобы я думал, будто он обо мне знает все, однако не знал он и о моем полуисчезновении на Евангельской улице, и о моей новой способности поглощать время.
Роберт пропускал те мгновения, когда я действовал по данстэновским законам; в особенности это касалось того, что перешло ко мне непосредственно от Стар. В сущности, все, что я узнал по возвращении в Эджертон, отдалило меня от его скрытой претензии на мое бытие. Те части моего существа, которые были наименее знакомы мне самому, оказались вне пределов его досягаемости.
Роберт, однако, рад был слышать, что я принимал участие в его сексуальных приключениях и что я видел, как исчезают мои руки на Уорд-стрит, – возможно, он желал, чтобы я весь исчез. Тридцать пять лет Роберт жил на границах человеческой действительности, как голодный волк, и вполне естественно, что он желал большего. Думал ли я, что он планировал жениться на Лори, наложить лапы на имущество Хэтчей, а затем избавиться от обоих – Лори и Кобби? Последний глоток виски превратил притянутую за уши идею в почти невероятную. Однако до конца идея из головы не ушла, поэтому провести ночь в постели Лори я не мог.
97
Вернувшись в спальню, я в полной темноте оделся. Сонным голосом Лори пробормотала:
– Ты всегда куда-то уходишь, уходишь…
– Надо приготовиться к похоронам.
Она приподняла голову, чтобы поцеловать меня.
– Утром позвоню, – пообещал я.
– До боли знакомая фраза…
Мимо спящих домов я ехал к шоссе. Восемнадцатиколесные фуры выплывали сзади из темноты, словно желтоглазые монстры, догоняли меня и уплывали вперед, превращаясь в красные точки на границе бесконечности. Редкие машины, словно призраки, крались по ночным улицам Эджертона. Отыскав место на парковке перед «Спидвеем», я перешел улицу и вошел в Реповый переулок.
В спешке я едва не налетел на человека, напоминавшего кучу старого тряпья. Я наклонился, решив, что, если это Пайни Вудз, я дам ему денег на ночлег в отеле «Париж». Вонь немытого тела и алкоголя поднималась от бродяги со спутанными волосами и струпьями на щеках. Веки его задрожали, будто он почувствовал мой взгляд. Откуда-то неподалеку доносился мощный храп – словно заводили и выключали бензопилу.
На Кожевенной из двери дома вылетел человек и рухнул ничком на булыжник мостовой. За подвальным окном раздавался женский голос: «Каждый раз одно и то же, одно и то же! Как же мне это осточертело!» Где-то спустили воду в унитазе. Под слабым светом уличного железного фонаря я свернул на Рыбную.
Не успел я пройти и тридцати футов, когда вдруг услышал сигнал, будто прилетевший ко мне из детства: кто-то свистнул на две ноты – вторая на октаву ниже первой. Обернувшись, я увидел пустую улочку. Я хотел продолжить путь, но тут футах в двадцати передо мной с Лавандовой на Рыбную вынырнул Джо Стэджерс. Резко остановившись, он засмеялся.
– Так-так. Похоже, пришло время поразвлечься. – Плавным, отработанным движением он вытянул из заднего кармана нож и тряхнул рукой. Лезвие выскочило и зафиксировалось с тяжелым металлическим щелком.
Я глянул через плечо. Ек-ек – Коротышка – стоял под фонарем, отрезая путь к отступлению.
– Данстэн, ты готов? А, паренек? – крикнул Стэджерс. – Только нынче без дураков, понял? – Он шагнул вперед.
Я выхватил из кобуры пистолет, снял с предохранителя и направил его на Стэджерса:
– Стоять! – Я оглянулся на Коротышку – тот не двигался – и передернул затвор. – Брось нож.
– Ух ты. Никак застрелить меня собрался?
– Надо будет – застрелю. – Полуобернувшись к Коротышке, я прицелился в него. – Пошел отсюда. Живо!
– Да не будет он стрелять, – сказал Стэджерс. – Зуб даю.
– А башку Минору кто проломил? – подал голос Коротышка.
– Этот пацан никогда в жизни из пистолета не стрелял. Но он прикарманил наши бабки, если ты забыл.
– Не такие уж большие бабки, чтоб подыхать из-за них.
Я резко направил ствол на Стэджерса, и тот отступил на пару шагов назад.
– Да забудь ты о бабках, подумай для разнообразия о том, чтоб побыть настоящим мужиком, – убеждал Стэджерс. – Если он кого и застрелит, так это меня.
Я посмотрел на Коротышку, не отводя прицела от Стэджерса. Когда я перевел взгляд на Стэджерса, тот стоял, согнувшись и прижав руки к бокам, и улыбался мне.
– Коротышка, – сказал я. – Сматывайся, пока не поздно.
– Да ничего этот пацан не сделает. Вперед, – скомандовал Стэджерс.
Я услышал, как Коротышка сделал неуверенный шаг вперед. Я развернулся и прицелился ему в грудь. Затем, взяв на дюйм левее, нажал на спуск. Ствол выплюнул красную вспышку, руку подбросило вверх. Пуля ударилась в кирпич стены, отрикошетила через улицу и влепилась в заколоченное досками окно. Коротышка неуклюже попятился. Я передернул затвор и услышал, как о мостовую звякнула гильза.
По-прежнему не разгибаясь, Стэджерс стоял в четырех ярдах от меня и сжимал в вытянутой вперед руке нож острием вверх:
– Специально промазал, сучонок.
– В тебя точно попаду, – пообещал я.
– Может, я брошу нож, а ты – пистолет, и мы свалим отсюда, а?
– А может, вы свалите отсюда, пока я не влепил пулю тебе в башку, а?
Похожий на краба, Стэджерс сделал маленький шажок вперед.
Я прицелился ему в лоб.
– Брось нож, я сказал.
– Ну, бросил.
Стэджерс опустил руку с ножом, зыркнул исподлобья на меня и, как жаба, прыгнул вперед. Я успел прицелиться в большую клетчатую тень, полетевшую ко мне над булыжниками мостовой. Ярко-красная вспышка, грохот выстрела, звук рикошета пули от камня. Стэджерс врезался мне в ноги и опрокинул на спину.
«Давай, – скомандовал я себе, – ну же!»
Желудок свело судорогой. В голове распустилась боль. Мир растаял в податливой мягкости, и я провалился сквозь время на шестьдесят лет вместе с вцепившимся в мои ноги Стэджерсом.
Следом пришло знакомое ощущение неправильности и дезориентации. В миазмах конского навоза, пива и нечистот Рыбная вздымалась и опадала, как качели. Когда взгляд мой немного прояснился, я понял, что лежу на спине недалеко от входа в таверну. Звезды чуть не вдвое крупнее привычных усыпали ночное небо. Подняв голову, я увидел Джо Стэджерса, пытающегося подняться на ноги. Я знал, что собирался сделать с ним, еще до того, как открылась дверь таверны, выпустив группу мрачных мужчин в поношенных куртках и засаленных шляпах. Зловещие и удивленные смешки прокатились среди них. Один из них подошел к нам, следом – еще двое-трое. Стэджерс осел на пятки и поднял нож.