Рэчел Милтон спросила меня о похоронах, и я рассказал подробности.
– Я должна попрощаться со Стар, я очень хочу тебя видеть. Я ведь помню, когда ты родился! – Рэчел сделала полную значения паузу. – И отца твоего знала. Мы все так жутко ее ревновали к нему. – Еще одна многозначительная пауза. – Сьюки сказала мне, что ты интересуешься Эдвардом Райнхартом.
– Рад буду любой информации о нем, – сказал я.
– После похорон мы с тобой сходим куда-нибудь пообедать.
Муха врезалась в окно со звуком удара теннисного мячика о бетон и упала на пол. Интересно, подумал я, а что сейчас жужжит в голове Рэчел Милтон, – но решил отложить размышление на эту тему на потом, после похорон. Затем не удержался и позвонил Лори Хэтч.
– Ты где? – Голос ее показался мне музыкой. – Я себе места не находила… Я так волновалась за тебя, не знала, как тебя найти, и позвонила твоей тете. Она передала?
– Не сразу, – сказал я. – Я в «Медной голове».
– «Медной голове»? Где это?
Я назвал адрес и номер и добавил:
– Мои приключения не закончились, тут такое закрутилось… Даже не знаю, с чего начать.
– Начни с пожара.
Я рассказал ей о пожаре и о Тоби Крафте.
– А потом эти уроды, которые приняли меня за кого-то другого, чуть не раскатали меня своим грузовиком, но мне удалось вырваться. Манхэттен по сравнению с Эджертоном – райский уголок.
– Ну так приезжай в мой райский уголок.
– Мне надо съездить к юристу подписать кое-какие бумаги. А потом – на всех парах к тебе.
Лори секунду помедлила.
– У вас со Стюартом был долгий разговор, да?
– Что бы он ни говорил, не имеет никакого значения для меня, Лори.
– А Эшли тебе звонила? У нее потрясающие новости.
– Я, похоже, ускользнул из круга ее интересов. Хоть хорошие новости-то?
– Не знаю, как ей это удалось, но она откопала именно то, что искала. Ты к этому имеешь отношение?
– Да каким образом?
– Просто Эшли, конечно, не скажет мне, как она раздобыла эти документы, и я хотела… Ладно, забудь. Хорошо то, что Стюарт продолжает считать, будто он вне подозрений. Меня тошнит от того, как он доволен собой, особенно после того, как он уверил себя, что ты больше никогда не заговоришь со мной.
Я сказал, что понял мотивы Стюарта.
– Но я рассказывала тебе те глупые сказки, которые сочинила пятнадцать лет назад, потому что истинная история слишком мерзкая. Я была в ужасе от себя самой. – Мне показалось, я слышу, как звенят в стакане кубики льда. – Вот уж он порезвился, когда дошел до Тедди Уэйнрайта.
– Не обратил внимания. Да! Чуть не забыл. Меня тут разыскивала Рэчел Милтон, а когда я ей позвонил, она попросила меня передать тебе, что хочет помириться. В общем, она жаждет с тобой поговорить.
– Ну, поскольку мы сегодня рассказываем друг другу потрясающие новости… – Напряжение в голосе Лори улеглось до привычного легкого изумления. – У Гринни есть тридцатипятилетняя подружка из Гонконга, настоящий финансовый гений. Они познакомились, когда она приезжала к нему в офис оформлять учреждение благотворительного фонда, и с тех пор они уже несколько месяцев тайно встречаются. Она невероятно хороша собой, эта Минь-Ва Салливэн. Она вышла замуж за парня из Эджертона по имени Билл Салливэн, когда училась с ним в Гарвардской экономической школе. А сюда они приехали, потому что он получил работу в Ферст Иллинойс. Минь-Ва занялась самостоятельным бизнесом и добилась небывалых успехов, а потом они расстались. Гринни хочет жениться на ней.
– А Рэчел хочет поплакаться тебе в жилетку.
Голос Лори снова изменился:
– Я наплела тебе глупостей, а Стюарт добавил яду. Я должна объяснить, как все было на самом деле.
– Правду и только правду.
– За тобой заехать?
Я сказал ей, что взял машину напрокат.
– Ну тогда прыгай в нее и лети ко мне.
– Часов в шесть буду, – сказал я.
94
Мы с Лори, захватив стаканы и недопитую бутылку, перебрались в гостиную, где уселись на диване у камина под большой картиной Тамары де Лемпика. Лори поставила бутылку на ковер и откинулась на подушки, держа стакан обеими руками:
– Я так волнуюсь, что не могу говорить.
– Ну что ты, не надо, – проговорил я.
– Столько сказано лжи… Идиотская привычка! Я думала, что наверняка оттолкну от себя человека, если он узнает обо мне правду. Я самой себе была противна… Такой позор! – Глаза ее наполнились слезами. – Мы жили так бедно. Отца моего застрелили, когда он грабил винную лавку. С такой женщиной ты хотел провести вечер?
– Я не вижу ничего позорного в том, что у тебя было трудное детство, – сказал я.
Лори обожгла меня взглядом:
– Я росла с мыслью о том, что мир… Что во всем мире не сыскать безопасного уголка. Утром просыпаешься и не знаешь, будет ли еда к ужину. Нас периодически отовсюду выселяли, потому что у мамы не было денег оплатить жилье. Каждый раз, когда мы переезжали, мне приходилось менять школу, поэтому друзья у меня не заводились. Одежду мне покупали в самых захудалых секонд-хендах. Я была настоящим посмешищем. И каждый день мне казалось, что вот-вот передо мной откроется черная ямища, я полечу в нее и буду падать, падать – всю оставшуюся жизнь. Думала, когда-нибудь нас окончательно выкинут на улицу. Или меня упекут в какую-нибудь тюрьму, а мама моя умрет. – Лори вытерла глаза. – И тут мама выходит замуж за этого оператора из «Уорнер бразерс», Морри Бюргера, – это было, знаешь, как спасение утопающих. У него была работа и свой дом в Студио-сити. Некоторое время все было хорошо. Однако старина Морри выдувал в день бутылку джина, а потом стал бить маму, возвращаясь с работы. Я пряталась в своей комнате и слушала, как он бьет ее, как она плачет, а он орет на нее, чтоб она перестала реветь, и все это было, словно… Словно я все-таки полетела в ту черную яму. Я перестала замечать окружающее, я будто закостенела вся – стала вроде зомби. И это плохо для меня кончилось. Вот мы с тобой и подошли к первой из самых интересных глав.
Лори опять вжалась в подушки дивана, держа обеими руками стакан перед лицом.
– Когда мне исполнилось одиннадцать, Морри стал по ночам забираться ко мне в постель. Пока мама была в отключке. Если б она узнала, она б его убила. Хотя, может, она и знала, но виду не подавала.
А потом Морри уволили из «Уорнер бразерс». Ему удалось куда-то устроиться, однако долго на одной работе он не задерживался – не более нескольких недель. Раз, наверное, двенадцать я сбегала из дома, но копы всякий раз возвращали меня. Мы потеряли дом в Студио-сити, который, кстати, всегда наводил на Морри тоску. В течение месяцев шести мы переезжали из одной дыры в другую, в основном на окраине Хэнкок-парка. Однажды мама поздно вечером вышла из дому, и кто-то убил ее на заднем дворе аптеки-закусочной. Убийцу так и не нашли.