— Что?
— Ничего.
— Пожалуйста, мать вашу, давайте уже двигаться дальше, — сварливо сказала Берилл.
— Да, конечно, Берилл, — ответила Эмма, очевидно пытаясь вспомнить, что у них дальше по плану.
— Мы с Родни выглядим как драчливые мальчишки, — сказал Кельвин, снова улыбнувшись Эмме.
— Да, спасибо, я помню, — с благодарностью ответила Эмма, улыбнувшись в ответ.
— И после этого с вылетом из Манчестера у нас все? — спросил Трент.
Эмма собралась и взглянула на свои записи.
— Нет, Трент, — ответила она. — Нам нужен сюжет, где Родни говорит по телефону.
— Родни говорит по телефону? — спросил Родни.
— Да, Родни, — объяснил Кельвин. — Отличный прикол, старая идея из шоу «Х-фактор», ее с тех пор никто не использовал, да и получится у нас намного лучше. Очень много эфирного времени для тебя.
— Отлично, и в чем прикол?
— Ну, в Бирмингеме к нам приходит безнадежная старая «выскочка», которая ужасно поет, и лицо у нее как аппендикс, но бездна самомнения… Ну, просто прикол, в стиле «Мои друзья думают, что я прямо как Тина Тернер» и все такое.
— Ну-у, — сказал Родни, снова став подозрительным. — И кто эта женщина?
— Мы пока не знаем, но кого-нибудь подберем.
— Да, Кельвин, мы в конвертах человек двадцать нашли, — уверил его Трент. — Выбирай — не хочу. Эмма найдет то, что нужно для предварительного отбора, не так ли, дорогая?
— Конечно, — сказала Эмма, снова высунув голову из туалетного пространства, очевидно не слишком довольная покровительственным тоном Трента.
— Молодчина, — сказал Кельвин, подмигнув ей.
Возможно, Эмме покровительственный тон Кельвина тоже не понравился, но по какой-то причине она покраснела.
— Ну и что же это за прикол с телефонным звонком? — снова спросил Родни.
— Ну, мы с Берилл взглянули на эту старую повариху-неудачницу и сказали «нет», а ты решил, что у нее есть потенциал. Я, конечно, поражен и говорю: «Родни, ты ведь не можешь говорить серьезно!», а Берилл смеется над собой.
— Потому что эта женщина безнадежная старая «выскочка», которая ужасно поет и у которой лицо как аппендикс и раздражающий смех?
— Именно.
— И почему я решил, что у нее есть потенциал?
— Чтобы получился прикол.
— Какой прикол?
— Вот об этом я и говорю. Мы не можем поверить, что ты считаешь, будто она подойдет нам, но чем больше мы смеемся, тем сильнее ты настаиваешь на том, что она — ураган, и в конце концов я поворачиваюсь к «выскочке» и даю ей твой номер телефона.
— Мой номер телефона?
— Да, я говорю, что, поскольку ты так в нее веришь, она должна позвонить тебе и попытаться стать поп-певицей.
— Мой номер телефона?
— Ну, Родни, конечно, не твой настоящий номер. Мы дадим тебе телефон, и в течение недели он будет время от времени звонить, и она будет спрашивать тебя, когда ты сделаешь из нее звезду.
— Значит, это прикол нацелен на меня?
— Ну да, думаю, в какой-то степени ты прав, но ты только подумай, полно эфирного времени, и вообще, давай не будем занудствовать. Это же прикол.
Родни хотел отказаться. Он так хотел послать Кельвина куда подальше. Но он знал, что сделает Кельвин. Кельвин сделает то, что он всегда делал, когда люди, с которыми он работал, пытались сказать «нет» или просили слишком много денег. Он их увольнял. Где были судьи, которые работали с Кельвином на других проектах, предшествующих шоу «Номер один», «Поп и мелкие знаменитости» и «Рок-н-ролл зажигает»? Они исчезли, вернулись на радио или в печать. Что случилось с ведущей, которая была в шоу до Кили? Он уволил ее, не больше и не меньше, и теперь она вела реалити-шоу на цифровых каналах.
— Ладно, — сказал Родни, пытаясь притвориться, что прикол ему понравился. — Давайте.
— Молодчина! — ответил Кельвин. — Трент, что у нас там дальше? Нет, Эмма, ты читаешь «выскочек», ты скажи.
И снова, выглянув из-за двери туалета, Эмма натолкнулась на взгляд Кельвина. Он улыбнулся особенной мимолетной улыбкой и кивнул, чтобы она продолжала.
— Дальше запись третьего эпизода, — сказала Эмма. — Вы улетели из Манчестера, и Берилл злится, потому что считает, что вы грубо обошлись с шестнадцатилетней девочкой.
— Да, да, Эмма, это мы уже проходили, — довольно сварливо сказал Трент, немного расстроенный тем, что Кельвин проявлял благосклонность к его подчиненной. — Авиатопливо стоит недешево.
— Да, — торопливо ответила Эмма, взглянув на записи. — После этого Родни и Кельвин обмениваются веселыми, но виноватыми взглядами…
— Это тоже отсняли. Эмма, пожалуйста, давай уже дальше, — резко бросил Трент.
Эмма снова смутилась и рискнула взглянуть на Кельвина, словно обращаясь к нему за помощью. Затем ее лицо стало строгим, словно она рассердилась на себя за проявление слабости. Но если она рассчитывала на сочувствие, то была разочарована, потому что Кельвин просто вопросительно приподнял брови.
— Да, потом у Родни звонит телефон, — поспешно сказала она. — Он берет трубку, и, когда Кельвин и Берилл слышат, как он приветствует «выскочку», они начинают хохотать…
— А-а! — энергично вклинился Родни. — Как мы это сделаем? Мы ведь еще не знаем, как ее зовут.
Эмма снова сверилась с записями.
— На прослушивании Кельвин назовет ее Тиной Лайт, и именно так она и представится.
— Мы будем ее готовить?
— Ну да… разумеется, — ответила Эмма, занервничав оттого, что ей приходилось все разжевывать одному из знаменитых судей. — Как обычно.
— Пожалуйста, можем мы двигаться дальше? — крикнула Берилл. — Мне вечером нужно лететь в Лос-Анджелес. Моя падчерица сейчас в реабилитационном центре и пытается привыкнуть к новым огромным грудям, если это кому-нибудь интересно.
Таким образом, хронология была выстроена. Эмма дала Родни сотовый телефон, такой же, как и его собственный, и набрала номер. Он зазвонил, Родни как раз собирался взять трубку, но в последний момент засомневался.
— Подождите. Телефон ведь должен быть выключен, верно? В смысле, мы в самолете, это безответственно… Если подумать, и у тебя телефон должен быть выключен. Мы можем разбиться.
— Пожалуйста, Родни, — сказал Кельвин. — Я думал, ты хотел быть более крутым в этом сезоне? Разве не выключать телефон во время полета — это не круто? Вроде как играть по собственным правилам?
— Ты думаешь, я от этого буду выглядеть круто?
— Конечно, как гадкий мальчишка, нарушитель правил.
— Ну, тогда ладно… Но я не хочу этого делать на самом деле… В смысле, я не возражаю против того, чтобы притвориться, будто мой телефон звонит, но я не хочу, чтобы он действительно звонил. Это опасно.