— Кто разрешил вам забираться на крышу? Туда лазить нельзя!
Мы кивнули. Иаков вспыхнул и обменялся с Иосифом взглядом. Я увидел, что Иакову стыдно, а Иосиф простил его.
— Это все из-за меня, — сказал я. — Я первый побежал на крышу.
— Больше так не делай, — попросил Иосиф. — Ведь солдаты могут вернуться.
Я опять кивнул.
— Что же вы видели? — спросил Иосиф.
— Вокруг спокойно, — ответил Иаков, — Солдаты ушли. Люди снимают с крестов тела. Но некоторые деревни сгорели дотла.
— Я не видел никаких деревень, — удивился я.
— Это маленькие поселения возле города, — объяснил мне Иаков.
Иосиф снова укоризненно покачал головой и забрал Иакова с собой — работать.
Под старыми ветвями смоковницы сидела на своей скамье Старая Сарра, укутанная в одежды, чтобы уберечься от утренней прохлады. Листья за прошедший день еще больше выросли, их зелень потемнела. В руках у Сарры было шитье, но она не столько шила, сколько выдергивала нити из ткани.
К воротам подошел старик, кивнул Старой Сарре и двинулся дальше. Затем прошло несколько женщин с корзинками, издалека донеслись детские голоса.
Я прислушался внимательнее, и тогда мне стало слышно воркование голубей, и мне даже показалось, что я различаю шелест листвы и пение женщин.
— О чем замечтался? — спросила меня Старая Сарра. В Александрии повсюду были люди — везде, всегда; там никогда нельзя было побыть одному. Люди вместе ели, работали, играли, спала — всегда вместе. А здесь было так… так тихо.
Я хотел петь. Петь, как поет дядя Клеопа. Мне припомнилось, как внезапно он иногда начинал петь. Теперь я понимал его.
В воротах показался маленький мальчик; за ним виднелся второй. Я сказал им:
— Заходите.
— Да, теперь можешь зайти к нам, Тода, и ты тоже, Маттай, — проговорила Старая Сарра. — А это мой племянник, Иисус бар Иосиф.
Тут же из дома вышел Маленький Симеон, за ним следовал и Маленький Иуда.
— А я могу добежать до вершины холма быстрее всех, — заявил мальчик Маттай.
Тода напомнил другу, что им пора возвращаться к делам.
— Рынок снова заработал. Вы уже видели рынок? — спросил Тода.
— Нет. А где он?
— Идите, посмотрите, — разрешила нам Старая Сарра.
Город возвращался к жизни.
13
Рынок оказался всего лишь площадкой у подножия холма. Люди раскинули на ней палатки и навесы, разложили свои товары на одеяла и сели рядом. В основном тут женщины продавали овощи с собственных огородов. Забрел сюда и странствующий торговец, среди товаров которого имелось даже серебряное блюдо. А другой торговец предлагал холсты, крашеную пряжу и множество всяких мелочей, например чаши из мягкого камня и пару небольших книжек.
На рынке я подружился еще с несколькими мальчиками, но матери старались держать детей поблизости от себя. А за мной вскоре пришел Иаков.
Город становился все оживленнее. Мимо нашего дома шли на рынок женщины, в других дворах появились старики и старухи, даже на полях работало несколько мужчин.
Но люди тревожились, негромко обсуждали печальную судьбу Сепфориса, и никто не чувствовал себя в безопасности, кроме тех, кто был совсем мал и мог не замечать бед.
Когда я вернулся, то оказалось, что у нас во дворе собрались соседские дети и играют вместе с Маленькой Саломеей и другими моими младшими братьями и сестрами. Однако остальные члены семьи усердно трудились.
Прежде всего им нужно было оценить, что в доме нуждалось в ремонте в первую очередь. Сначала они взобрались на земляную крышу, осмотрели ее, подняли ветви, наваленные сверху, отыскали щели. Затем прошли по всем комнатам, обращая внимание на стены и на надежность полов верхних этажей. Предстояло заново побелить штукатурку в тех местах, где она посерела и даже почернела. На стенах первого этажа в ярком свете, льющемся из распахнутых дверей, я разглядел следы кромок различных цветов и размеров, когда-то украшавших проемы.
Иосиф и Клеопа обсудили, нельзя ли восстановить эти узоры. В Александрии я видел, что они умеют это делать очень быстро. Сам я тогда был еще слишком мал и не мог провести кистью идеально ровную линию. Но сейчас я вырос, мне уже можно было поручить такую работу.
Ясли в хлеву требовали покраски, рамы, поддерживающие виноградную лозу во дворе, нужно было починить (это я заметил сразу, как только вошел во двор первый раз).
Больше всего при осмотре дома меня поразили два огромных резервуара, в которых хранилась дождевая вода. Оба резервуара протекали и нуждались в ремонте.
А последним открытием стала большая миква, высеченная в камне под домом много лет назад.
Теперь миква использовалась как ванна для очищения. В Египте я ничего подобного не видел. Внутри миквы имелись ступени, ведущие на самое дно, чтобы человек мог спуститься под воду и выйти обратно, даже не нагнув головы. Сейчас в ванне была лишь половина положенного объема воды и стенки во многих местах осыпались или почернели. Иосиф сказал, что нам придется вычерпать отсюда всю воду и заново оштукатурить микву. Воду для нее накачивали из резервуаров. А благодаря обильным дождям сейчас оба резервуара были полны.
Как нам сказали, эту ванну построил дедушка Старой Сарры, когда пришел в Назарет. Он построил этот дом для себя и своих семерых сыновей. Иосиф знал их имена, все до одного, только я не запомнил их, как не запомнил всех тех, кого они породили. Знаю только, что отец моей мамы и отец матери Иосифа были одними из их потомков. Сейчас у меня не хватало терпения слушать все эти истории. Мне хотелось приступить к работе.
К середине дня повсюду трудились метлы и щетки: женщины выбивали из ковров пыль. Клеопа сходил с женщинами на рынок, чтобы купить свежей провизии для вечерней трапезы; печь во дворе горела весь день.
Брурия сидела во дворе и оплакивала своего сына, который ушел с мятежниками в Сепфорис. Она считала, что он погиб. Мы все знали, что это означало: скорее всего, его прибили к одному из крестов вдоль дороги, но мы старались не говорить об этом. Никто не собирался в Сепфорис, по крайней мере в ближайшее время. Мы молча трудились.
К наступлению темноты дом уже был разделен между семьями: Алфей, его жена и двое сыновей получили свои несколько комнат; Клеопа, тетя Мария и их малыши — свои; а Иосифу, маме и мне достались комнаты, соседние с комнатами тети Марии, и еще с нами должны были жить Старая Сарра и Старый Юстус. Дядя Симон, тетя Есфирь и крошка Есфирь поселились возле хлева, в середине дома.
Даже Брурия и ее рабыня Рива получили в свое распоряжение комнату.
Еще в доме жила старая служанка, худая молчаливая женщина по имени Ида, которую я не заметил днем раньше. Она заботилась о Старой Сарре и Старом Юстусе и спала на полу в их комнате. Я так и не понял, умела ли эта женщина говорить.