Ярость - читать онлайн книгу. Автор: Уилбур Смит cтр.№ 24

В аэропорту ее встретил Маркус Арчер. Он был дружелюбен и забавен. По дороге в «Ривонию» они слушали в машине Моцарта, и Маркус говорил о жизни и произведениях композитора. Он знал о музыке гораздо больше Тары, но, хотя она с интересом и внимательно слушала его, она тем не менее все время ощущала его враждебность. Эта враждебность была старательно замаскирована, но прорывалась то в ядовитом замечании, то в остром взгляде. Маркус ни разу не упомянул Мозеса Гаму, Тара тоже. Молли сказала, что он гомосексуалист, это был первый мужчина, о котором Тара знала такое, и она думала: может, они все враждебно настроены к женщинам.

«Холм Пака» с его неровно крытой тростником крышей и заброшенным участком обрадовал Тару, так он отличался от тщательно поддерживаемого великолепия Вельтевредена.

– Найдете его в дальнем конце передней веранды, – сказал Маркус, останавливая машину под эвкалиптом за домом. Он впервые упомянул Мозеса, но и сейчас не назвал его по имени. И ушел, оставив ее стоять.

Тара не знала, как одеться, но думала, что брюки он не одобрит, поэтому купила в Свазиленде длинную свободную юбку из дешевого яркого набивного ситца, а к ней простую зеленую хлопчатобумажную блузку, на ноги – сандалии. Не знала она и того, как Мозес отнесется к косметике, и ограничилась светло-розовой помадой и легким прикосновением тушью к ресницам. Когда она разглядывала свое отражение в женском туалете аэропорта, расчесывая густые каштановые волосы, ей показалось, что она неплохо выглядит, но сейчас она вдруг решила, что он сочтет ее светлую кожу пресно-непривлекательной.

Оставшись одна на солнце, Тара почувствовала, что ее вновь одолевают сомнения: она ему не пара. Будь здесь Маркус, она попросила бы отвезти ее обратно в аэропорт, но Маркус исчез, поэтому Тара собрала все свое мужество и медленно пошла вдоль выбеленных стен дома.

На углу она остановилась и осмотрела длинную веранду. В дальнем ее конце спиной к ней за столом сидел Мозес Гама. Стол был завален книгами и бумагами. Мозес был в обычной белой рубашке с расстегнутым воротником, и рубашка удивительно выделялась на его антрацитовой коже. Опустив голову, он что-то быстро писал на листке из блокнота.

Тара робко ступила на веранду, и хотя шла она бесшумно, он ощутил ее присутствие и резко обернулся, когда она была на полпути. Он не улыбнулся, но, когда он встал и пошел ей навстречу, ей показалось, что у него довольное лицо. Он не пытался обнять ее или поцеловать, и она обрадовалась: это подчеркивало его отличие от прочих. Напротив, он подвел ее ко второму стулу за столом и усадил.

– Ты здорова? – спросил он. – Здоровы ли твои дети? – Врожденная африканская вежливость: вначале вопросы, потом предложение освежиться. – Позволь налить тебе чашку чая.

Он взял чайник с подноса, уже стоявшего на столе, наполнил чашку, и Тара с удовольствием отпила.

– Спасибо, что пришла, – сказал он.

– Я пришла, едва получила от Молли твою весточку, как и обещала.

– Ты всегда будешь выполнять свои обещания?

– Всегда, – просто и искренне ответила она, и он всмотрелся в ее лицо.

– Да, – кивнул Мозес. – Думаю, это правда.

Тара не могла больше выдерживать его взгляд: тот словно проникал ей в душу, выжигая ее. И она посмотрела на стол, на исписанные мелким почерком страницы рукописи.

– Манифест, – сказал Мозес, заметив, куда она смотрит. – Черновик будущего.

Он взял полдесятка листов и протянул ей. Она отставила чашку и взяла из его руки листки, слегка вздрогнув, когда их пальцы соприкоснулись. Кожа у него была прохладная – одно обстоятельство из тех, что она запомнила.

Тара начала читать и читала чем дальше, тем внимательнее, а когда закончила, подняла голову, снова посмотрела ему в лицо и прошептала:

– В твоем выборе слов звучит поэзия, и она делает истину еще прекрасней.

* * *

Они сидели на прохладной веранде – снаружи под ярким солнцем высокого вельда деревья отбрасывали тени, черные и резкие, словно вырезанные из бумаги, и полдень утопал в жаре – и разговаривали.

В их беседе не было банальностей; все, что говорил Мозес, казалось волнующим и неоспоримым, он словно вдохновлял Тару, потому что ее реплики и наблюдения были умными и точными, и она видела, что возбудила в нем интерес и поддерживает его. У нее больше не стало мелких тщеславных мыслей об одежде и косметике, теперь важны были только слова, которыми они обменивались, тот кокон, который они сплетали из слов. Она с удивлением поняла, что день незаметно пролетел, наступили короткие африканские сумерки. Пришел Маркус и показал отведенную для нее скромно обставленную комнату.

– Через двадцать минут едем в музей, – предупредил он.

В лекционном зале Трансваальского музея они втроем сидели в заднем ряду. В заполненном зале было еще с полдесятка черных слушателей, но Маркус сидел между Тарой и Мозесом. Черный мужчина рядом с белой женщиной привлек бы внимание и вызвал бы враждебность. Таре трудно было сосредоточиться на словах известного профессора, и хотя она всего несколько раз взглянула на Мозеса, он занимал все ее мысли.

Вернувшись в «Холм Пака», они допоздна засиделись на просторной кухне; Маркус возился у печи, изредка присоединяясь к разговору, и угостил их таким ужином, который Тара, даже занятая совсем другим, нашла не менее вкусным, чем лучшие блюда кухни Вельтевредена.

Уже за полночь Маркус неожиданно встал.

– Увидимся утром, – сказал он и бросил на Тару злобный взгляд. Она не понимала, чем задела его, но вскоре это утратило всякое значение, потому что Мозес взял ее за руку.

– Пошли, – негромко сказал он, и Тара испугалась, что ноги под ней подломятся.

Много времени спустя она лежала, прижавшись к нему; тело ее было в испарине, и по нему все еще пробегала непроизвольная дрожь.

– Никогда, – прошептала она, вновь обретя дар речи, – никогда я не знала такого, как ты. Ты открыл во мне то, о существовании чего я не подозревала. Ты волшебник, Мозес Гама. Откуда ты столько знаешь о женщинах?

Он негромко засмеялся.

– Ты ведь знаешь, нам положено много жен. Если мужчина не может всех их делать счастливыми, его жизнь становится пыткой. Приходится учиться.

– У тебя много жен? – спросила она.

– Пока нет, – ответил он. – Но когда-нибудь…

– Я возненавижу каждую из них.

– Ты меня разочаровываешь, – сказал он. – Сексуальная ревность – европейское чувство. Если я замечу его в тебе, я буду тебя презирать.

– Пожалуйста, – тихо попросила она, – никогда не презирай меня.

– Тогда никогда не давай мне на то причин, женщина, – приказал он, и Тара поняла, что он имеет право ей приказывать.

* * *

Тара осознала, что первый день и первая ночь, проведенные с ним наедине и без помех, были исключением. Она также поняла, что он специально выделил для нее время, с трудом, поскольку остальные – сотни людей – непрерывно требовали его внимания.