Ярость - читать онлайн книгу. Автор: Уилбур Смит cтр.№ 127

– Впрочем, все это так скучно! – сказала она. – Давайте лучше поговорим о лондонских театрах. Что там сейчас идет?

– Перед самым отъездом я видел «Сторожа» Пинтера [77] , – принял перемену темы Литтлтон, и Шаса осмотрел комнату. Манфред Деларей напряженно смотрел на него своими светлыми глазами; поймав взгляд Шасы, он резко наклонил голову.

– Прошу прошения, – сказал Шаса, но Тара и Литтлтон были так заняты друг другом, что едва заметили его уход. Шаса подошел к Манфреду и его величавой жене-немке.

Манфред всегда неловко выглядел во фраке, а накрахмаленный воротник рубашки врезался в его толстую шею и оставил на коже яркий красный след.

– Итак, мой друг, – насмешливо сказал Манфред, – даго из Южной Америки разгромили вас в этой вашей конной потехе.

Улыбка Шасы чуть поблекла.

– Восемь-шесть вряд ли можно назвать разгромом, – возразил он, но Манфреда не интересовали его возражения.

Он взял Шасу за руку, приблизился и, по-прежнему дружелюбно улыбаясь, сказал:

– Происходит что-то нехорошее.

– Ага!

Шаса легко улыбнулся и одобрительно кивнул.

– Макмиллан отказался показать доктору Хенку текст речи, которую собирается произнести завтра.

– Ага!

На этот раз Шасе нелегко было удержать улыбку. Если это действительно так, английский премьер самым чудовищным образом нарушает этикет. Традиция да и простая вежливость велели дать Фервурду возможность ознакомиться с речью, чтобы заранее подготовить ответ.

– Речь будет важная, – продолжал Манфред.

– Да, – согласился Шаса. – Мод специально ездил в Лондон, чтобы консультировать его; они, должно быть, до сих пор ее шлифуют.

Сэр Джон Мод – английский высокий спецуполномоченный в Южной Африке. То, что его вызывали в Лондон, подчеркивало серьезность ситуации.

– У вас хорошие отношения с Литтлтоном, – негромко сказал Манфред. – Попробуйте у него что-нибудь вытянуть, хоть какой-то намек на то, что собирается завтра сказать Макмиллан.

– Вряд ли он много знает. – Шаса продолжал улыбаться на случай, если кто-то за ним наблюдает. – Но если я что-нибудь узнаю, сразу дам вам знать.

Ужин подавали на великолепном сервизе времен Ост-Индской компании, но это были теплые и безвкусные блюда, обычное произведение казенного повара. Шаса не сомневался, что этот повар обучался в вокзальном ресторане. Белое вино – сладкое и пресное, зато красное – вельтевреденское «каберне совиньон» урожая 1951 года. Шаса обеспечил этот выбор, пожертвовав для этого банкета вино из собственных погребов, и полагал, что здесь ему нет равных, если не считать лучшего бордо. Жаль, что белое вино так удручающе плохо. Для этого нет никаких оснований: и климат у них подходящий, и почва хорошая. Вельтевреден всегда специализировался на красном, но Шаса решил улучшить производство и белых вин, даже если это означало необходимость привезти еще одного винодела из Франции или Германии и купить еще один виноградник в районе Стелленбоса по ту сторону полуострова.

Речи были милосердно краткими и незамысловатыми – краткое приветствие Фервурда, краткая благодарность Макмиллана, – и разговор на том конце стола, где сидел Шаса, никогда не поднимался выше обсуждения недавнего сокрушительного поражения от аргентинцев в поло, спортивной формы Дэвида Комптона и последней победы Стирлинга Мосса в «Милле милья» [78] . Но как только банкет окончился, Шаса снова отыскал Литтлтона, который все еще был с Тарой, растягивая удовольствие от пребывания в ее обществе.

– С нетерпением жду завтрашнего дня, – небрежно сказал Шаса Литтлтону. – Я слышал, ваш Супер-Мак собирается порадовать нас фейерверком.

– Где вы это слышали? – спросил Литтлтон, но Шаса заметил, как неожиданно изменился его взгляд, а улыбка настороженно застыла.

– Мы можем поговорить? – тихо спросил Шаса и извинился перед Тарой: – Прошу прощения, дорогая.

Он взял Литтлтона за локоть и, продолжая дружелюбно болтать, вывел его через стеклянную дверь на широкую веранду под решеткой, увитой виноградом.

– Что происходит, Питер? – Он понизил голос. – Вы ничего не можете мне сказать?

Их отношения были близкими и давними: пренебречь таким прямым обращением было невозможно.

– Буду откровенен с вами, Шаса, – сказал Литтлтон. – Мак что-то задумал. Не знаю, что, но он собирается вызвать сенсацию. Дома вся пресса настороже. По моей догадке, надо ждать очень важного политического заявления.

– Что изменит отношения между нами – преимущества в торговле, например?

– В торговле? – усмехнулся Литтлтон. – Конечно нет. Торговлю ничто не затронет. Больше я вам ничего не могу сказать. Нас всем придется подождать до завтра.

На обратном пути в Вельтевреден Шаса и Тара молчали, и только когда «роллс» прошел под воротами Анрейта, Тара напряженным нервным голосом спросила:

– В какое время Макмиллан выступает завтра с речью?

– Чрезвычайное заседание начнется в одиннадцать, – ответил Шаса. Он все еще думал о словах Литтлтона.

– Я хочу быть на галерее для посетителей. Я попросила Тришу приготовить мне билет.

– О, заседание пройдет не в зале заседаний: там недостаточно места. Оно будет в столовой, и не думаю, чтобы туда впускали посетителей… – Он замолчал и посмотрел на жены. В отраженном свете фар она смертельно побледнела.

– В чем дело, Тара?

– Столовая, – выдохнула она. – Ты уверен?

– Конечно. Что-нибудь случилось, дорогая?

– Да… нет! Ничего не случилось. Небольшая изжога. Этот ужин…

– Ужасный! – согласился он и принялся следить за дорогой.

«Столовая, – подумала она, едва сдерживая панику. – Надо предупредить Мозеса. Предупредить, что завтра нельзя… ведь все приготовления к его отходу… Надо его предупредить».

Шаса высадил ее у дверей и повел машину в гараж. Когда он вернулся, Тара была в гостиной, а слуги, которые, как всегда, ждали их возвращения, подавали горячий шоколад с печеньем. Лакей помог Шасе переодеться в бархатную темно-багровую куртку, а горничные окружили Тару, но Шаса отослал их – Тара всегда возражала против этого обычая.

– Я легко могу сама согреть молоко, а ты способен сменить смокинг на куртку без помощи другого взрослого, – сказала она, когда слуги вышли. – Это феодализм. Жестоко заставлять их ждать все эти часы.