Ярость - читать онлайн книгу. Автор: Уилбур Смит cтр.№ 117

– Так что же нам делать? – спросил Шон, и Шаса был захвачен врасплох этим небрежным вопросом.

– Нам? – переспросил он. – Почему ты считаешь, что я буду спасать твою воровскую шкуру?

– Семейная честь, – небрежно ответил Шон. – Ты никогда не позволишь, чтобы меня судили. Вместе со мной на скамье подсудимых окажется вся семья – этого ты никогда не допустишь.

– Значит, это часть твоих расчетов? – спросил Шаса. А когда Шон пожал плечами, добавил: – Ты не понимаешь значение слов «честь» и «приличие».

– Это слова, – ответил Шон. – Только слова. А я предпочитаю действия.

– Боже, как бы я хотел доказать, что ты ошибаешься, – прошептал Шаса. Он был в такой ярости, что ему хотелось получить удовлетворение с помощью физического насилия. – Хотел бы я дать тебе сгнить в какой-нибудь грязной камере.

Кулаки Шасы были сжаты, и, успев задуматься, он чуть сместил центр тяжести для первого удара. Шон мгновенно принял оборонительную стойку, подняв руки перед грудью; глаза его стали свирепыми. Шаса заплатил сотни фунтов лучшим тренерам Африки, и все они признавали, что Шон прирожденный боец и что во всех случаях ученик превосходил учителя. Радуясь, что Шон наконец нашел что-то интересное для себя, Шаса на три месяца перед занятиями посылал его в Японию к известному мастеру воинских искусств.

Теперь, стоя перед сыном, Шаса неожиданно явственно ощутил, что ему самому уже сорок один, и понял, что Шон мужчина в расцвете физических сил, хорошо подготовленный боец и атлет в превосходной форме. Он понял, что Шон в силах играть с ним, унизить его, он даже видел по лицу Шона, что тот хочет этого. Шаса сделал шаг назад и разжал кулаки.

– Собери сумку, – спокойно сказал он. – Ты уезжаешь и никогда не вернешься.

Они летели на север в «моските», приземлились только раз, в Йоханнесбурге, чтобы заправиться, а потом направились к Мессине на границе с Родезией. Шаса владел тридцатью процентами акций медной шахты в Мессине, поэтому позвонил заранее, и теперь на посадочной полосе их ждал «форд»-пикап.

Шон бросил сумку в кузов пикапа, а Шаса сел за руль. Он мог бы перелететь через границу и направиться в Салсбери или Лоренцо-Маркеш, но он хотел, чтобы Шон прочувствовал, что такое изгнание. Пусть пересечет границу пешком, это символично и пойдет ему на пользу. Он проехал последние несколько миль по сухому горячему бушу к мосту через реку Лимпопо. Шон рядом на сиденье держал руки в карманах, а ногу положил на приборную доску.

– Я думал, – приятным небрежным тоном начал он, – о том, чем мне теперь заняться, и решил поступить в одну из компаний, организующих сафари в Родезии, Кении или Мозамбике. После обучения я оформлю собственную лицензию. Это источник больших денег – и лучшая в мире жизнь. Только представь: охотиться каждый день!

Шаса хотел оставаться чужим и строгим, и до сих пор ему удавалось почти ничего не говорить с самого Кейптауна, но сейчас полное отсутствие раскаяния и жизнерадостный взгляд Шона на будущее заставили его отказаться от добрых намерений.

– Судя по тому, что я слышал, ты и неделю не проживешь без женщины! – рявкнул он, и Шон улыбнулся.

– Не волнуйся обо мне, папа. Тут джиг-джиг хоть ложкой ешь – это ведь часть забавы: старые и богатые клиенты будут привозить с собой дочерей и молодых жен…

– Боже, Шон, ты совершенно безнравствен.

– Могу я считать это комплиментом, сэр?

– Твои планы получить собственную лицензию и образовать свою компанию по организации сафари – где ты возьмешь для этого деньги?

Шон искренне удивился.

– Ты один из богатейших людей Африки. Только подумай: бесплатная охота, когда только захочешь, папа. Это будет частью нашей сделки.

Вопреки своим намерениям Шаса столкнулся с искушением. Он и сам подумывал заняться коммерческой стороной сафари, и его оценки свидетельствовали, что Шон прав. В том, чтобы продавать африканскую глубинку и ее дикую природу, крылось настоящее состояние. До сих пор его останавливало только то, что он не мог найти достойного доверия человека, который мог бы управлять компанией сафари.

«Черт побери… – оборвал он свои размышления. – Я породил дьяволенка. Он способен продолжать попытки надуть судью, выносящего ему смертный приговор».

Он чувствовал, как гнев постепенно нехотя уступает место восхищению, но сказал мрачно:

– Ты, по-видимому, не понимаешь, Шон. Здесь нашей общей дороге конец.

В этот миг они выехали на вершину подъема. Перед ними лежала река Лимпопо, но вопреки утверждениям мистера Редьярда Киплинга она была не мутно-зеленая и не грязная, а на ее берегах не росло ни одного хинного дерева. Сейчас стоял сухой сезон, и течение реки в полмили шириной превратилось в тонкий ручеек посреди сухого русла. Длинный, низкий бетонный мост уходил на север, пересекая оранжевые пески и островки тростника.

Они молча покатили по мосту. Шаса остановил машину у шлагбаума. Пограничный пост представлял собой небольшое квадратное здание с крышей из гофрированного железа. Шаса не глушил мотор. Шон вышел, взял из кузова сумку, подошел к переднему бамперу и остановился у открытого окна Шасы.

– Нет, папа. – Он склонился к окну. – Мы с тобой никогда не дойдем до конца дороги. Для этого я, твоя часть, слишком сильно тебя люблю. Ты единственный человек, которого я любил.

Шаса разглядывал его лицо в поисках малейших признаков неискренности и, не найдя их, порывисто обнял сына. Он не хотел это делать, больше того, был полон решимости не делать этого, но сейчас сунул руку в карман пиджака и достал толстую пачку банкнот и писем, которые заготовил заранее, вопреки решению отпустить Шона без единого пенни.

– Вот несколько фунтов, чтобы облегчить тебе переправу, – хрипло сказал он. – И три рекомендательных письма людям в Салсбери, которые могут тебе помочь.

Шон беззаботно сунул все это в карман и взял сумку.

– Спасибо, папа. Я этого не заслуживаю…

– Конечно нет, – согласился Шаса. – Не заслуживаешь – не воображай слишком много. Больше ничего не будет. Все кончено, Шон. Это первая и единственная часть моего наследства тебе.

Как всегда, улыбка Шона была настоящим чудом. И Шаса, несмотря на все доказательства, усомнился в том, что его сын такой плохой.

– Я напишу, папа. Вот увидишь: однажды мы над этим посмеемся – тогда мы снова будем вместе.

Шон с сумкой в руке миновал шлагбаум. Когда он исчез в помещении таможни, Шасу охватило глубочайшее ощущение тщеты. Неужели после всех лет любви и заботы все кончится так?

* * *

Шасу забавляла легкость, с которой Изабелла избавилась от своего детского произношения. Через две недели после поступления в Растенбергскую женскую школу она выглядела и говорила, как настоящая маленькая леди. Очевидно, детская речь не действовала на учителей и других учениц.

И только выпрашивая что-нибудь у отца, она по-прежнему надувала губы и сюсюкала, как ребенок. Сейчас она сидела на ручке кресла и гладила серебряный завиток волос над ухом Шасы.