Князь наблюдает, не сочувствуя ни одной из сторон, — наблюдает в основном за НЕЮ. Знает, что ОНА может невидимо толкнуть стрелка под руку, может слегка искривить пространство — и стрела пройдет мимо... Но зачем? Война есть война...
Дарящая посылает короткий импульс — за доли секунды до выстрела. Не стрелку и не оружию, — человеку, стояшему рядом. Молодому воину — шлем с того свалился, растрепанные светлые волосы запятнаны кровью. И он бьет снизу по самострелу. Стрела летит в небо.
Что за видение ОНА послала? — думает Князь Ста Имен. Заставила вспомнить — мать, сестру, возлюбленную, которой кто-то и когда-то может так же прицелиться в спину? Неважно... Потому что всё бесполезно. Потому что это всего лишь одна ушедшая в небо стрела и всего лишь две спасенные жизни... Капля в море.
А потом ОН делает странную вещь — не понимая до конца: зачем?
...Из сгустившихся за считанные секунды туч ударяют вертикальные потоки воды — буквально пригибающие к земле. Горящие дома гаснут. Ветер — дующий, кажется, со всех сторон — разметывает горелые бревна и валит с ног бойцов. Палисад рушится. Молнии бьют в землю, грохот рвет уши сражающимся — впрочем, они уже не сражаются, разбегаются кто куда сквозь вставшие стеной струи воды, спасаясь от гнева Громовержца...
«Зачем???» — Светлая безмерно удивлена.
Князь сам отчасти удивлен. Трудно — находясь в бестелесном облике — пожать плечами и виновато улыбнуться. Но Пронзающий делает именно это... И откуда-то — сквозь время и пространство — слышен рык Базарги. Зверь рычит одобрительно.
ЭПИЛОГ 2
Конец игры
10 августа, ближе к вечеру, ДОЛ «Варяг»
Гроза, похоже, так и не собралась.
Помехи потихоньку слабели, когда запищал вызов рации, — сквозь треск и вой с трудом, но прорвался голос капитана Дерина. Главное майор понял — армейцы подвезли наконец понтон и машины начали переправу. На подходе колонна разнокалиберных автобусов, спешно снятых с районных и областных линий.
«Отлично, — подумал майор, — максимум через полчаса начнем эвакуировать детей, но пассажиры этих автобусов попали крепко, домой доберутся не скоро...»
Майор еще не знал о двух группах туристов, немцах и финнах, высаженных торнадовцами из шикарных евроавтобусов с какой-то мстительной радостью, и призывавших сейчас на его, майора, голову все небесные кары и земные наказания, до приговора Гаагского трибунала включительно — особенно неистовствовали получившие по шее за пререкания и медлительность.
...Дерин не договорил, помехи вновь усилились, с большим трудом различались обрывки фраз: «...шишки из ГУВД...», «...андование операцией..», «... канов и с ним подполковник...»
— ...Что отряд спецназначения «Торнадо» подчиняется лишь Главному Управлению Исполнения Наказаний Министерства юстиции РФ, и они пробуют связаться с Управлени... — Голос капитана зазвучал неожиданно чисто, как будто он стоял с рацией за соседней сосной, но окончание фразы вновь утонуло в сплошных помехах.
Пускай пробуют, безучастно подумал майор. Пускай, со связью творится совершенно небывалое, полное впечатление, что в непосредственной близости разразилась локальная магнитная буря — только вот не бывает подобных бурь на столь малой площади, буря явление глобальное, из верхних слоев атмосферы и на сотни километров сразу...
Подбежал Кравец, коротко отрапортовал:
— Телевизионщики!
Примерно таким тоном и с таким выражением лица можно было сообщить об обнаружении в супружеской постели грязного и вонючего бомжа.
— Семь человек, — продолжал Кравец, — с двух телеканалов. С камерами, со всеми причиндалами. Говорят, что перешли речку вброд и перевалили вон ту гряду — километров пять пешком сделали, падальщики...
— Та-а-а-ак, — нехорошо протянул майор, угол рта приподнялся в зловещей усмешке. — Оружие оставить, чеченки натянуть и отмудохать их как следует. И в подвал, чтоб ничего не увидели. Причиндалы ихние — в озеро.
Кравец с сомнением промедлил.
— Я тебе ничего не приказывал, — устало добавил майор. — А ты ничего не слышал. Ты вообще во-он тот берег озера прочесывал... партизан ловил.
Кравец кивнул и скользнул обратно за угол, на ходу доставая черную шапочку с прорезями...
Майор медленно, расстегивая липучки бронежилета, пошел к воротам, где с минуты на минуту ожидались машины и автобусы. Он сделал сегодня все, что мог сделать. И ему было тошно...
Тогда же. Берег речки Каменки
Луч заходящего, кроваво-красного солнца как-то прорвался сквозь сплетение ветвей. И впился в открытые глаза. Женщина застонала. Приподнялась.
— Что... это.. было... — Собственный голос казался ей чужим, и слова звучали, как на хорошо известном, но не на родном языке.
Мальчик молча протянул ей руку, помог встать. Затем зачерпнул воду ладонью и смыл со своих губ запекшуюся кровь. И только потом ответил:
— Это! Да ничего особенного, иллюзии коматозного мозга... Видения умирающих и лишаемых кислорода нервных клеток.
Он улыбался, глядя на нее.
Сияющие потоки пламени, лившиеся из глаз, медленно гасли, сменялись бездонно-темным провалом взгляда.
Света (или не Света?) ничего не понимала.
И не поняла бы еще долго, если бы в голове не появились, — высветились, вспыхнули, взорвались, — слова. Слова, которые произносил не белоголовый мальчик Тамерлан — которые где-то очень далеко отсюда сказал (подумал?) Князь Ста Имен, Огнеглазый, Пронзающий, Сокрушающий Миры.
«Пусть умирают те, кто рождался; у нас свой, путь, Дарящая...»
А Базарга просто улыбнулась, странно растянув свою звериную морду. Улыбнулась молча. Но они — и Света, и не-Света — как-то услышали, почувствовали из невообразимого далека эту улыбку.
Глаза Тамерлана окончательно приобрели обычный вид. Но в одном из них продолжал пылать знак Базарги.
He-Света вдруг вспомнила: где, у кого и когда она видела похожие глаза — темные колодцы с пульсирующей в одном из них звездой; колодцы, рождающие порой неудержимые всплески сверкающей силы...
Это было давно.
Очень давно.
Душной ночью на дороге в Дамаск...
А теперь пребывают сии три: Вера; Надежда, Любовь; но Любовь из них больше...
1 Кор 13:13
Тамерлан рассмеялся чисто и звонко, как умеют смеяться двенадцатилетние дети.