Воздух теперь редко бывал спокойным даже вдали от Водопада, где немыслимая масса падающей воды не создавала этих сумасшедших постоянных порывов ветра, которые могли вызывать — и вызывали — периферийные торнадо, способные подхватить и унести людей и оборудование, целые участки железнодорожных путей, поезда и вагоны.
Теперь широкая полоса земли, не получая света от Кьезестрааля, медленно охлаждалась, а остальной континент пребывал в межсезонье. Ветра дули почти постоянно и раскручивали шестерни в чудовищном двигателе атмосферы, пытавшейся сбалансировать холодные и теплые потоки. Возникали многодневные шторма и безумные песчаные бури, которые поднимали целые слои песка и пыли, переносили их на сотни километров, зашвыривали в небеса, лишая землю оставшегося скудного света, и замедляли работы на раскопках, где генераторы, силовые линии и прожектора тщились рассеять мрак, а машины останавливались из-за пыли и песка. Более сильные бури наносили в реку столько песка, что потоки Водопада становились — смотря по тому, откуда пришел ураган, — мышастыми, серыми, желтыми, розовыми или кроваво-красными.
Сегодня не было ни песчаной бури, ни даже облаков, иначе день стал бы темным, как ночь. Река все еще перекатывалась через пороги и сваливалась в бездну океаном воды, рев которой сотрясал землю и воздух. Правда, Орамен обратил внимание, что почти перестал замечать этот шум и привык быстро, не думая, так модулировать голос, чтобы другие слышали его. Даже здесь, в маленьком лагере, разбитом на километровом расстоянии от Водопада, слышался рев могучей стихии.
Жилище Орамена, ранее принадлежавшее архипонтину Хьенг-жарской миссии (старшему из монахов, которые предпочли смерть высылке), состояло из нескольких роскошных вагонов, окруженных рядом жестких, но подвижных стен колючей проволоки: их можно было перемещать по песку и тощим кустарникам следом за вагончиками. Вся система ширококолейных путей была проложена вдоль бездны и представляла собой самый организованный и дисциплинированный район подвижного города. По мере того как бездна отступала и Водопад перемещался вверх по течению, прокладывались новые рельсы. Примерно каждые пятьдесят дней официальная часть Колонии, почти все ее вагоны и пути перемещались следом за Водопадом. Оставшаяся, нечиновничья, часть города — торговцы, горняки, рабочие, бармены, банкиры, поставщики, проститутки, медики, проповедники, актеры и охранники — передвигалась следом за бюрократией, но в собственном ритме.
Резиденция Орамена всегда располагалась у канала, который безостановочно прокладывался вдоль берега реки одновременно с путями, опережая отступление Водопада. Канал обеспечивал Колонию водой для питья, бытовых нужд и гидросистем, которые опускали людей и оборудование в пропасть и поднимали обратно, помогали извлекать находки. Изредка по ночам, когда ветер успокаивался, Орамену казалось, что за далеким ревом Водопада слышно слабое журчание канала.
Как быстро привык он к этому удивительному, непостоянному месту! Удивительно, но Орамен скучал по нему все те пять дней, что провел в Расселе, и те четыре, что ушли на дорогу туда и обратно. Это отчасти напоминало эффект от ошеломляющего голоса Водопада. Человек привыкал к нему так быстро, что, покидая это место, ощущал пустоту внутри себя. Кто бы мог подумать?
Орамен прекрасно понимал, почему многие из приехавших осели здесь насовсем, а если и уезжали, то ненадолго, всегда горя желанием вернуться. Он спрашивал себя, не уехать ли, пока не наступило привыкания к Хьенг-жару, как к сильнодействующему наркотику? Но хотелось ли ему уезжать — вот вопрос.
Туман все поднимался к серым небесам. Пары клубились и курились вокруг обнаженных башен Безымянного Города: в большинстве они стояли строго вертикально, утыкаясь в небо шпилями, но многие уже упали. За обреченным зданием-саблей все еще возвышался Фонтанный дом, точно безумное украшение райского сада, и неторопливо разбрасывал вокруг себя лавины воды. Позади него, время от времени различимая сквозь брызги и туман, виднелась темная кромка — граница громадного плато высотой в половину самых высоких зданий. Многие ученые и эксперты по Водопаду полагали, что там находится центр давно погребенного под землей чужого города. Через эту кромку перекатывалась стена воды, опускаясь темно-кремовым занавесом на самое дно пропасти и поднимая еще больше брызг и тумана.
Вдруг что-то бледно-голубое мигнуло за водами, осветив их изнутри. Орамен даже вздрогнул. Взрывы в карьерах обычно были только слышны, но не видны, а если их и удавалось разглядеть в темноте, то вспышка была желтовато-белой, иногда оранжевой — если заряд не разрывался полностью. Потом Орамен понял, что это, видимо, работает бригада металлорезчиков — делдейны открыли способ резания металлов с помощью электрической дуги. Этот процесс как раз и сопровождался призрачными голубоватыми вспышками.
Правда, землекопы и мародеры — а эти ребята даже в лучшие времена, как ни посмотри, были трусоватыми и суеверными — сообщали, что теперь (когда естественный свет поступал только от Кьезестрааля, а основные раскопки велись среди зданий под гигантской площадью, где темнота царила бы при любом свете) наблюдались явления еще более странные и аномальные, чем обычно.
Работать приходилось в двойном мраке, при грубом и ненадежном искусственном свете, в среде, которая могла измениться в любую минуту и различными способами убить всех вокруг, среди призрачных останков зданий почти немыслимой древности. И оставалось лишь удивляться тому, что люди вообще готовы на это, а не тому, что они видят или воображают что-то диковинное. Само это место было диковинным. Орамен слышал лишь о немногих, подобных ему.
Он поднес к глазам тяжелый бинокль и попытался разглядеть людей. Куда бы ни смотреть и когда бы ни смотреть, но если делать это внимательно, оказывалось, что Водопад (такой громадный, такой обезличенный, такой немыслимо несоразмерный с человеческими масштабами) кишит людьми и животными с их кипучей деятельностью. Но на сей раз Орамен тщетно напрягал зрение. Бинокль был из лучших — с громадными, широкими линзами спереди, чтобы поглощать как можно больше света, а потому картинка делалась светлее, но все равно не настолько, чтобы различить отдельные фигуры.
— Вот вы где! Ну, ваше высочество, вы нас своим побегом напугали и огорчили... — На мостках появился Негюст Пуибив со всевозможными сумками и большим зонтом. На секунду он подался назад к дверям. — Он здесь! — прокричал Негюст вниз. — Со мной еще граф Дроффо, — сообщил он Орамену. — К счастью, нет господ В. и Б.
Орамен улыбнулся. Негюст, как и принц, не питал особо теплых чувств к Воллирду и Баэрту.
Принц сказал обоим рыцарям, что в их присутствии нет надобности. Он действительно не понимал, к чему такая усиленная охрана. Здесь, рядом с бездной, главная опасность исходила не от людей, а в те места Колонии, где порой вспыхивали драки, Орамен не заглядывал. И все же мрачные рыцари, если не удавалось от них отделаться, всегда сопровождали принца, уверяя, что в случае несчастья тил Лоэсп им голову оторвет.
Орамен изо всех сил избегал тех, кого находил неприятным, — например, генерала Фойза, отвечавшего за порядок в Колонии и на Водопаде. Фантиль утверждал, что Фойз беззаветно предан тилу Лоэспу. Честный служака, Фойз совсем не производил зловещего впечатления — просто нагонял смертную тоску. Невысокий, близорукий, в очках с толстенными стеклами, он никогда не улыбался и говорил тихим монотонным голосом. В остальном он был ни рыба ни мясо, больше напоминая приказчика в лавке, чем настоящего генерала. Но послужной список Фойза за время последних войн делал ему честь, пусть в том и не числилось славных подвигов. Младшие офицеры были под стать генералу — работящие, но скучные, скорее управленцы, чем отчаянные рубаки. Они упорно составляли планы действия в чрезвычайных ситуациях и ломали голову над тем, как охранять территорию побольше с помощью контингента поменьше. Орамен с радостью предоставлял военных самим себе и старался пореже с ними встречаться.