Инверсии - читать онлайн книгу. Автор: Иэн Бэнкс cтр.№ 19

Не сомневайтесь, хозяин, я ни словом, ни намеком не обмолвился о моем задании, и доктор до сего дня пребывает в неведении относительно этих отчетов. Но если эта самая сокровенная тайна оставалась под надежным замком в глубине моей души, то другие обычные запреты и самоограничения ослабли под влиянием лихорадки, и однажды, очнувшись на кровати в своей каморке, я увидел, что доктор (она только что вернулась от короля, у которого, кажется, в это время болела шея) протирает мою грудь — я сильно потел.

— Вы слишком добры ко мне, доктор. Это может делать нянька.

— Нянька будет делать это, когда меня снова позовут к королю.

— Наш дорогой король! Как я его люблю! — воскликнул я (искренне, хотя и не без легкого смущения).

— Как и все мы, Элф, — сказала доктор, выжимая воду из тряпицы, которую держала у меня над грудью. Потом она с каким-то задумчивым выражением протерла мою кожу. Она примостилась на краешке моей кровати, очень низкой, поскольку каморка моя слишком мала.

Я заглянул в лицо доктора, и оно показалось мне печальным.

— Не сомневайтесь, доктор, вы его вылечите! Король беспокоится, что его отец был здоровее его, а умер молодым. Но ведь вы его вылечите, правда?

— Что? Ах да, конечно.

— Ах, доктор, неужели вы волновались из-за меня? (Признаюсь, сердце екнуло в моей горячей груди, дыхание у меня замерло, потому что какой молодой человек не взбудоражится, когда о нем волнуется и заботится красивая добрая женщина, особенно та, что пребывает так близко от него?) Не волнуйтесь, — сказал я, протягивая руку. — Я не умру. — Глядела она как-то неуверенно, а потому я добавил: — Или умру?

— Нет, Элф, не умрешь, — сказала она и добродушно улыбнулась. — Ты молод, силен, и я о тебе позабочусь. Еще полдня, и ты начнешь поправляться. — Она посмотрела на руку, которую я протянул, и тут я понял, что рука лежит на ее коленке. Я проглотил слюну.

— Ах уж этот ваш старый кинжал, — сказал я; жар у меня был не такой сильный, чтобы я не почувствовал смущения. Я нащупал рукоятку старого ножа, торчащую из сапога доктора — как раз рядом с тем местом, где лежала моя рука. — Он меня всегда приводил в недоумение. Что это за нож? Вам его когда-нибудь приходилось использовать? Мне кажется, это не хирургический инструмент. Лезвие для этого туповато. Или он используется на каких-то церемониях? А?…

Доктор улыбнулась и накрыла мои губы ладонью, призывая к молчанию. Она вытащила нож из-за голенища и протянула его мне.

— Погляди, — сказала она. Я взял побитый клинок в руки. — Тебе скоро станет лучше. — Глаза ее сияли.

Мне вдруг стало неловко.

— Вы так хорошо заботились обо мне, госпожа…

Я не знал, что еще сказать, а потому рассматривал клинок. Это была тяжелая старинная вещица длиной приблизительно в полторы ладони, сделанная из старинной стали, теперь изъеденной ржавчиной — на поверхности образовались маленькие каверны. Лезвие было слегка изогнуто, а кончик вообще отломан и сглажен от времени. С каждой из сторон на нем имелось по нескольку насечек, и было оно таким тупым, что годилось разве что для разрезания медуз. Костяная рукоять тоже была изъедена, но гораздо сильнее. Вокруг головки эфеса и вдоль трех линий, идущих по длине рукояти до самой гарды, было вставлено несколько полудрагоценных камней, каждый не больше ячменного зерна, и множество углублений, в которых прежде, видимо, тоже находились камни. Рукоять заканчивалась большим темным дымчатым камнем, который был прозрачным, если посмотреть на свет. Вокруг нижнего ребра головки шел ряд выемок, которые я поначалу принял за резьбу; на самом же деле оказалось, что они предназначены под камни, из которых остался только один. Я провел по ним пальцем.

— Вам бы его реставрировать, госпожа, — сказал я ей. — Оружейник дворца будет рад угодить вам, а камни тут, кажется, не очень дорогие, да и работа не стоит безумных денег. Давайте я отнесу его в оружейную, когда поправлюсь. Я знаком с помощником второго оружейника. Мне это совсем не трудно. Буду рад сделать это для вас.

— Не стоит, — сказала доктор. — Мне он нравится таким, какой он есть. Для меня вся его ценность — в воспоминаниях. Я его храню как память.

— Память о ком, госпожа? (Лихорадка! Иначе я бы не отважился на такое.)

— О старом друге, — не задумываясь, сказала она, отирая мне грудь. Потом отложила тряпицу в сторону и села на пол.

— Из Дрезена?

— Из Дрезена, — кивнула она. — Мне его подарили в тот день, когда я отправилась в путь.

— И тогда он был новым?

Она отрицательно покачала головой.

— Он уже и тогда был старым. — Через приоткрытое окно в каморку проник луч заходящего Зигена и рыжеватым пятном остановился на ее убранных в сетку волосах. — Семейная реликвия.

— Если реликвия в таком плачевном состоянии, значит, о ней плохо заботились. Здесь больше лунок, чем камней.

Она улыбнулась.

— Недостающие камни были использованы с толком. Некоторые из них давали защиту в диких местах, где в одиноком путнике видят скорее добычу, а не гостя. Другими я оплатила проезд на кораблях, на которых добиралась сюда.

— По виду не похоже, что это ценные камни.

— Такие камни, видимо, больше ценятся в других странах. Но нож — или то, что в нем было, — обеспечивал мне безопасность и позволил добраться сюда. Мне ни разу не пришлось использовать клинок. Нет, случалось, я его доставала и немного размахивала им, но пустить его в дело ни разу не пришлось. Ну оно и к лучшему, потому что тупее ножа, чем этот, я не видела со времени приезда сюда.

— Вот то-то и оно, хозяйка. Не стоит иметь тупой нож во дворце, потому что у всех других ножи очень остры.

Доктор посмотрела на меня (и могу сказать, что взгляд был острый, пронзающий насквозь). Она мягко вынула нож из моих рук, потерла лезвие с одной стороны, пощелкала по нему ногтем.

— Пожалуй, я и в самом деле попрошу тебя отнести его оружейнику, но только для того, чтобы наточить.

— Они и кончик могут снова заострить — ведь кинжал должен колоть.

— Верно. — Она сунула нож обратно за голенище.

— Ах, хозяйка! — воскликнул я, исполнившись страха. — Простите меня.

— За что, Элф? — спросила она, внезапно приблизив ко мне свое красивое лицо, принявшее озабоченный вид.

— За то… что я так говорил с вами. За то, что задавал вам личные вопросы. Ведь я всего лишь ваш слуга, ваш ученик. Я вел себя неподобающе.

— Ах, Элф, — вполголоса сказала она и улыбнулась. Я почувствовал ее прохладное дыхание на своей щеке. — Можно не обращать на это внимания, по крайней мере когда мы вдвоем. Разве нет?

— А разве можно, хозяйка? (Признаюсь: мое сердце, хотя его и лихорадило, забилось чаще при этих словах, и я проникся ожиданиями, какими совершенно не должен был проникаться.)