Хлюпая сапогами, он подошёл и поднял её вместе со стулом, пинком отбросив в сторону осколок разбитого зеркала. Женщина, обмякнув, повисла на верёвках, но он не сомневался, что она прикидывается. Он перетащил пленницу в центр комнаты, стараясь держаться подальше от её головы: ранее, когда он привязывал её, она боднула его в лицо, чуть не сломав ему нос.
Затем он направился к маленькой кровати у стены и тяжело упал на неё. Постель была грязной, но он слишком устал, чтобы обращать внимание на такие пустяки..
Он прислушивался к тому, как барабанит по крыше дождь, как воет за окнами ветер, как звучно падают на каменные плиты капли дождя, просачиваясь сквозь щели крыши. Не слышится ли шум вертолётов?.. Правда, он лишился рации и к тому же не был уверен, что вертолёты знают, где его искать. Штабной автомобиль — неплохой ориентир, но машина исчезла, её смыло коричневым разливом реки. Вероятно, поиски займут не один день. Закрыв глаза, он почти мгновенно начал засыпать, но воспоминания тут же заполнили его разум мрачными образами потопа и поражения. Он потёр лицо, забыв, насколько грязны его руки, и некоторое время усиленно моргал, стараясь избавиться от песчинок, попавших в глаза. Женщина продолжала притворяться, что ещё не пришла в сознание. Не было ни сил, ни желания подойти и врезать ей как следует. Да и глупо было бы вымещать на ней злость за своё поражение. Избиение любого отдельно взятого индивида — не говоря уже о беспомощной, косоглазой женщине — жалкая попытка отомстить за разгром армии.
Она драматически застонала, и он с отвращением отвёл взгляд. Когда же снова посмотрел в её сторону, то встретил взгляд, полный ненависти. Косила она лишь немного, но это несовершенство раздражало его, пожалуй, больше, чем следовало. Если её вымыть и прилично одеть, подумал он, она могла бы выглядеть почти миловидной. Но сейчас на ней была старая зелёная шинель, вымазанная в грязи, а её испачканное лицо почти полностью скрывал воротник и длинные спутанные волосы. Она странно задвигалась на стуле, словно пыталась почесать об него спину. Он не мог решить, пробовала ли она на прочность связывавшие её верёвки… или же её просто донимали блохи.
Вряд ли её подослали в качестве убийцы; почти наверняка она действительно служила там, где носили такое обмундирование, какое было на ней, — во вспомогательных частях. Вероятно, оказавшись брошенной на произвол судьбы при отступлении, она бродила тут, слишком напуганная или гордая, чтобы сдаться, пока не увидела застрявший в выбоине штабной автомобиль. Её попытка покушения на него была смелой, но смехотворной: только благодаря чистому везению она убила одним выстрелом его шофёра; вторая пуля лишь оцарапала его висок. Тогда она, отбросив разряженную винтовку, прыгнула на него с ножом.
Ошеломлённый нападением, он упал в пространство между передним и задним сиденьями и был не в состоянии провести хороший свинг. Эта нелепая, неуклюжая возня с ней в тесной кабине показалась ему символичной — точно так же и его армия увязла в нынешней неразберихе. У него хватило сил, чтобы оглушить её нокаутирующим ударом, но взять на себя управление он не успел. Автомобиль врезался в бетонный остров и опрокинулся, выбросив их обоих на выщербленную серую поверхность дамбы.
Женщина без чувств упала на бетон; он же обернулся и увидел, как машина со скрежетом сползла с пандуса, сорванная вздымавшимся коричневым потоком, и почти сразу же утонула. Он повернулся к ней, испытывая сильное искушение хорошенько пнуть её в бок. Вместо этого он толкнул ногой нож, и тот, вертясь, улетел в реку.
— Вы не можете нас победить.
— Что-что? — переспросил он, очнувшись от задумчивости.
— Мы победим, — заявила она, яростно дёрнувшись вместе со стулом и стукнув его ножками по каменному полу.
«И зачем я привязал эту дурёху к стулу? »
— Возможно, ты права, — устало ответил он. — В данный момент нам приходится туго. Легче тебе от этого?
— Тебя ждёт смерть. — Женщина сверлила его взглядом.
— Определённо, точней не скажешь.
— Мы непобедимы. И мы никогда не сдадимся.
— Ну, в былые времена вас побеждали не раз. — Он вздохнул, вспоминая историю этого местечка.
— Нас предавали! — выкрикнула женщина. — Наша армия ни разу не потерпела поражения; нас…
— Да, знаю, вам всё время норовили воткнуть нож в спину.
— Да! Но дух наш никогда не погибнет. Мы…
— А, заткнись! — буркнул он, скидывая ноги с постели и поворачиваясь лицом к женщине. — Я уже слышал всё это дерьмо. «У нас украли победу», «нас подвёл народ», «СМИ были против нас». Дерьмо… -
Он провёл рукой по мокрым волосам, — Только очень молодые или очень глупые думают, будто войны ведут только военные. Как только новости начинают разноситься быстрее гонца на лошади или сообщения, привязанного к птичьей ноге, воюет уже вся страна, нация… В таких делах все решает дух, воля, а не злое бурчанье. Проиграли, так проиграли. Нечего из-за этого скулить. Вы бы и на этот раз проиграли, если б не этот долбаный дождь. — Он поднял руку, останавливая женщину, уже набравшую воздуха в лёгкие. — И, нет, я не верю, что Бог за вас.
— Еретик!
— Спасибо.
— Надеюсь, твои дети умрут! Медленной смертью!
— Хм-м, — задумчиво произнёс он. — Не уверен, что такое проклятие по отношению ко мне имеет смысл, разве что с дальним прицелом. — Он рухнул обратно на постель; похоже, только в это мгновение до него дошёл смысл сказанного ею. — Дерьмо! Вас должно быть обрабатывают с младых ногтей; такое от любого страшно слышать, не говоря уж о женщине.
— Наши женщины храбрее, чем ваши мужчины, — последовал презрительный ответ.
— И тем не менее, вы размножаетесь. Полагаю, вам выбирать не приходится.
— Чтоб твоим детям страдать и умереть страшной смертью! — раздался пронзительный вопль.
— Ну, если ты действительно испытываешь такие чувства, — вздохнул он, усаживаясь на койке, — то я не могу пожелать тебе ничего худшего, чем остаться именно такой долбаной дурой, какой ты явно была с рождения.
— Варвар! Неверный!
— У тебя скоро иссякнут бранные слова; я бы советовал их поберечь — ещё могут понадобиться.
— Мы вас сокрушим!
— Да сокрушён я уже, сокрушён, — лениво отмахнулся он. — А теперь отстань.
Женщина завыла, изо всех сил тряся стул.
Наверное, подумал он, мне следует поблагодарить судьбу за эту возможность освободиться от ответственности. Я устал от бесчисленных рапортов и докладов, в которых говорится об одном и том же: какие-то части попали в окружение, какие-то отступают с жизненно важных позиций, какие-то просто бегут куда глаза глядят, какие-то ещё держатся, но требуют подкрепления, грузовиков, танков, плотов, продовольствия, радиостанций… С какого-то момента он ничего больше не мог сделать, а рапорты продолжали поступать, складываясь в одноцветное мозаичное панно, изображавшее гибель его армии. Правда, для этого процесса на самом деле не требовалось никаких вражеских сил. И он, и армия под его командованием воевали исключительно со стихией. Сначала дожди, потом этот оползень, отрезавший их от остальной штабной колонны…