Суть дела - читать онлайн книгу. Автор: Эмили Гиффин cтр.№ 49

— Дэвид, дорогуша, подойди сюда, — зовет Диана.

Он повинуется, обнимает ее сзади, а она оборачивается и целует его в щеку, прежде чем целиком переключиться на суп из тыквы с серым орехом, который она готовит.

А Конни тем временем занимается индейкой, поливая ее жиром с ловкостью сельского жителя. В полную противоположность ультраженственному костюму Дианы с юбкой и блестящими, на высоких каблуках туфлями из крокодиловой кожи, Конни одета в брюки с эластичной резинкой вместо пояса, свитер цвета осенней листвы, украшенный брошкой с символом праздника, и туфли на шнурках — они то ли ортопедические, то ли Конни пытается выиграть конкурс на самую уродливую обувь. Я вижу, что она не одобряет поваренную книгу Дианы, так как относится к лагерю, чей девиз «Никаких излишеств и рецептов», особенно в День благодарения. В этом смысле — как и во всех остальных — она до предела традиционна: зависимая жена, считающая, что Ник, ее единственный ребенок, ходит по воде. Она и в самом деле называет его ребенком чуда, поскольку он появился на свет после того, как ей поставили диагноз «бесплодие». Учитывая это, а также то, что Ник оправдал и превзошел все надежды родителей на высокое положение, еще одним чудом являются наши с ней хорошие отношения. Но по большей части она делает вид, что одобряет меня, хотя я знаю, ее убивают: мое безразличное отношение к вопросам веры, особенно в деле воспитания детей; мое полуеврейское происхождение (мой отец еврей, и это, но ее мнению, делает ее внуков на четверть евреями); моя привычка подавать к спагетти магазинный соус. И главное — я хоть и люблю Ника, но в основном считаю, что звезд с неба он не хватает. Искренне довольна мной они была, похоже, всего однажды — когда я сообщила ей о своем уходе с работы; какая ирония, если сопоставить со взглядами моей матери на данный предмет.

Руку у меня сводит от чистки картофеля. Я перехожу к наполнению водой большой кастрюли, слушая два параллельных рассказа — один о соседке Конни, которая сражается с раком яичников, другой — о недавнем путешествии-девичнике Дианы по спа-курортам; тематическая связь между обоими повествованиями едва улавливается. Это единственная общая черта у Дианы и Конни — обе они любят поговорить и непрерывно болтают о людях, которых я никогда не знала, называя их по именам, словно я хорошо с ними знакома. Раздражающая особенность, но так им проще общаться, поскольку это не требует почти никаких усилий, кроме редкого уточняющего вопроса.

Следующие два часа проходят в том же духе, причем уровень шума нарастает, когда в кухню прорываются дети с игрушками, больше всего действующие на нервы, и в конце концов я пью одну за другой несколько «Кровавых Мэри». Кстати, это еще одна общая черта у Дианы и Конни: обе любят выпить. Поэтому к четырем часам, когда все мы садимся за стол, по крайней мере трое из нас навеселе; возможно, четверо, если считать отца Ника, Брюса, который выпил несколько порций «Кэптена Моргана» с кока-колой, но недостаточно разговорчив, чтобы проявить какие-либо признаки опьянения. Напротив, он сидит с угрюмым видом и, получив локтем в бок от Конни, крестится и скороговоркой произносит свою обычную молитву: «Благослови нас, Господи, и сии дары Твои, которые мы получаем от щедрот Твоих через Господа нашего Христа. Аминь».

Мы все бормочем «аминь», пока родители Ника снова крестятся, а Руби им подражает, но делает гораздо больше прикосновений к себе, изображая, к моему изумлению, скорее звезду Давида, а не крест.

— Итак! — восклицает мой папа, чувствующий себя неловко как по части религии, так и по отношению к родителям Ника. — Выглядит очень вкусно!

Свою фразу он обращает к Диане, которая сияет улыбкой и кладет себе до комизма крохотную порцию картофельного пюре, затем, и это всем заметно, отказывается от подливки, передавая ее отцу Ника.

Разговор после этого заходит в тупик, за исключением невнятных восторгов по поводу вида и запаха блюд и дискуссии Фрэнка и Руби о том, что в их тарелках им не нравится.

Затем, минуты через две после начала обеда, Диана встревоженно смотрит на меня и говорит:

— Ой, Тесса! Знаешь, что мы забыли?

Я окидываю взглядом стол, но не вижу никаких недочетов, довольная, что не забыла достать из теплового шкафа булочки, — обычное мое упущение.

— Свечи! — восклицает Диана. — На столе должны быть свечи.

Ник бросает на меня раздраженный взгляд, который на секунду нас связывает. Словно мы в одной команде, словно есть шутка, известная только нам двоим.

— Я принесу, — предлагает он.

— Нет, я принесу, — говорю я, уверенная, что он понятия не имеет, где мы держим подобные вещи. Кроме того, я знаю, как относится Конни к тому, что ее мужчины встают из-за стола во время еды, по любой причине.

Я возвращаюсь на кухню и, встав на скамеечку, достаю из высокого шкафа два оловянных подсвечника, в которых так и торчат с последнего Дня святого Валентина две едва начатых свечи. Затем выдвигаю ящик рядом с плитой, где мы обычно храним спички. И не нахожу их там, что вполне естественно для нашего неорганизованного дома. Закрыв глаза, я пытаюсь представить, где в последний раз видела картонную книжечку спичек, одну из тех вещей, вроде английских булавок и зажимов для бумаги, которые находишь разбросанными повсюду, кроме тех моментов, когда они нужны, и вспоминаю: как-то вечером на прошлой неделе зажигала свечу в нашей спальне. Я бегу наверх, выдвигаю ящик моего ночного столика и обнаруживаю спички именно там, где их оставила. Запыхавшись из-за приступа небывалой физической активности, случившегося впервые за много дней, я присаживаюсь на край кровати и провожу пальцами по крышке спичечной книжечки, читая розовую, четкую надпись: «Аманда и Стив: любовь правит».

Стив был одним из лучших друзей Ника во время учебы в медицинской школе. Сейчас он работает дерматологом в Лос-Анджелесе. Аманда же — модель, он познакомился с ней у себя в кабинете, куда она пришла для лазерного удаления волос. Слова «Любовь правит» стали темой их свадьбы на Гавайях, трехдневной феерии, в которой приняли участие и мы с Ником, я тогда уже несколько месяцев была беременна Фрэнком. Эта ключевая фраза красовалась везде — на памятных открытках, на приглашениях и веб-сайте, а также на холщовых пляжных сумках, бутылках с водой и пляжных полотенцах, раздаваемых всем гостям по прибытии па курорт. А едва пара принесла обеты, как самолет протащил над пляжем еще и вымпел с этим громким заявлением. Помню, Ник смотрел в небо, прикрыв глаза рукой, и с насмешливым цинизмом шептал:

— Эй. Любовь правит, приятель.

Я улыбнулась ему в ответ, чувствуя себе немножко глупо из-за того, что на мгновение впечатлилась этим спектаклем, который Ник явно высмеивал, и одновременно испытала гордость за нашу свадьбу, полную противоположность этой. Ник считался со мной в наших планах, но настоял на сдержанном мероприятии. И я подчинилась этому его требованию отчасти из-за неловкости в связи с отменой первой своей свадьбы и пустыми тратами тех наших гостей, а отчасти потому, что поняла, поверила — свадьба должна быть посвящена чувству между двумя людьми, а не превращаться в представление для массы народа. В результате у нас состоялась скромная церемония в Публичной библиотеке Нью-Йорка, за которой последовал элегантный ужин в итальянском ресторане в Грамерси, где присутствовали только наши семьи и ближайшие друзья. Это был волшебный, романтический вечер, и хотя иногда я думаю, что платье у меня могло быть и понарядней, жалею, что мы с Ником не танцевали в наш свадебный вечер, но нисколько не раскаиваюсь по поводу того, как мы все устроили.