На одном дыхании! - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Устинова cтр.№ 68

Костенька, спустившийся ее проводить, основательно установил сумку в багажник, чтоб не опрокинулась и не каталась, потом так же основательно поцеловал обе Маринины ручки.

– Иди домой, милый, – продолжая привычную игру и точно зная, что из всех окон смотрят соседи, попросила Марина, – простынешь!.. Иди-иди!

Но он мужественно мерз все время, пока она садилась в машину, запускала двигатель и давала задний ход. В окно она покивала и поулыбалась ему, до такой пошлости, как воздушные поцелуи, она никогда не опускалась, и в зеркале заднего вида до самого выезда со двора видела его сутулую фигуру в пиджаке с поднятым воротником.

Потом она выехала на пустую набережную, залитую холодным осенним солнцем, зажмурилась и нацепила темные очки. В Москве было чисто, ярко и пусто, как в Париже.

– Хочу в Париж, – громко сказала Марина. – Поеду в Париж жить. У меня будет квартира на авеню Фош, и я буду гулять по осенним бульварам!

Дорога предстояла неблизкая, и Марина включила радио – по субботам диджеи, уставшие от «ротации» всякого непотребного мусора, иногда ставили хорошую музыку. Кроме того, у нее были диски! Разумеется, классика – Чайковский, конечно же, Первый концерт, и Рахманинов, конечно же, Второй, и, как обязательное дополнение, «Фантазия-экспромт» Шопена и «Времена года» Вивальди. Все как положено. Еще, разумеется, легкий джаз – Костенька привез из Алабамы, классические прокуренные негритянские блюзы. И конечно же, Высоцкий. Но это то, что она слушала, так сказать, «на сцене». Вот если б кто-нибудь заглянул в машину великой актрисы, то услышал бы или бархатные голоса, или симфонический оркестр – на выбор. «Для себя» в потайном отделении бардачка Марина держала сборничек, где были «Белые розы», «День рожденья грустный праздник» и «Дельфин и русалка».

Под песнопения разнообразных русалок и дельфинов Марина незаметно проехала километров триста. Дорога от Москвы была, разумеется, плоховата, пустынна, и Марина ехала себе, не торопясь, в деревнях дисциплинированно снижала скорость, посматривала по сторонам. Возле какой-то бабки, напомнившей ей Веру, остановилась купить картошки. Здесь ее никто не узнавал, ее слава была слишком велика и высока, чтоб в придорожной деревне ее кто-нибудь мог узнать и как-то… соотнести с великой русской актрисой! Кроме того, она придумала отличную маскировку! В три приема она заплела волосы в косу и колбаской уложила на темечко, на манер украинской политической дамы. Такая прическа не идет решительно никому, а уж красавицу Марину она портила необыкновенно, поразительно! И портила, и старила, и Марину это очень забавляло. С колбаской на голове, да в стеганой куртке, больше напоминавшей телогрейку – Костенькин любимый «британский стиль», – Марина делалась похожей на председательницу сельсовета какой-нибудь деревни Бобры Дальние, и картошку покупала, как председательша, долго и громогласно торговалась, норовила недодать десятку, называла старуху «мать» и все время повторяла: «В ваш пакет, своего у меня нету!»

Наигравшись вволю, она швырнула картошку в багажник – рассыплется, и черт с ней, водитель потом все подчистит! – и вновь поехала на запад, на красное солнце, холодное и почти невероятное в это время года.

Она ехала и думала – я как то солнце. Холодное и невероятное.

Когда-то Разлогов, глупый, влюбленный мальчишка, мечтал, как у него будет машина и он станет на ней катать ее, Марину. Почему-то ему очень хотелось поехать с ней в Питер, и он рассказывал ей про дорогу – через Тверь, Торжок, Вышний Волочек, минуя Выдропужск, до Великого Новгорода, а там рукой подать. Про Выдропужск он говорил, что там, по всей видимости, «пужают выдру». Марина слушала, хохотала, представляла себе, как именно «пужают» эту самую выдру, мечтала о машине и о крохотном магазинчике в Клину, где продают свежий хлеб и самую вкусную в мире докторскую колбасу!.. Она подыгрывала ему, и он верил. Тогда еще во все верил.

Это потом он уже ни во что не верил. И ей никогда не удавалось сыграть так, чтоб он поверил.

На самом деле это даже обидно!.. Ради него она иногда делала отчаянные глупости, стремясь зачем-то убедить его в том, что ее игра – никакая не игра, а самая настоящая правда, и у нее не получалось!

Хорошо, что он умер, и вместе с ним умерло все то прошлое, которое не настоящее. И она сама придумала себе настоящее прошлое, и никто не смеет сомневаться в том, что оно самое настоящее!

В сумерках – осенью темнеет рано – она свернула с Минской трассы, немножко попрыгала по ухабам, остановилась возле белого домика с красной черепичной крышей и печной трубой с флюгером. Этим флюгером она особенно гордилась!

Сухонький старичок-сосед вышел на свет фар и шум двигателя, увидел Марину и закивал приветливо.

– Вера Васильевна! – закричал он, когда Марина опустила стекло. – С приездом благополучненьким вас! Ключики сейчас поднесу!

Уверяя Марину, что дом присмотрел «наилучшим образом», старичок отомкнул ворота, распахнул створки и, повторяя, чтоб «Вера Васильевна» ни о чем не беспокоилась, кое-как взобрался на крылечко, открыл дверь и зажег свет.

Марина глубоко и с удовольствием вдохнула. Воздух здесь был холодный и крепкий, настоянный на смоленских яблоках, жухлой траве и речной воде.

В доме было тепло и хорошо пахло чистотой и деревом. Марина втащила свою сумку и пакет с проклятой картошкой, которая, ясное дело, раскатилась по всему багажнику, и она не стала собирать, взяла, что осталось, да и дело с концом!..

Выдав соседу «на угощение», она заперла за ним дверь, первым делом растрепала ненавистную колбаску на голове и пошла из комнаты в комнату, везде зажигая свет.

Ну вот и все. Теперь она «в домике». Здесь ее никто не достанет.

Полы поскрипывали, и дом оживал, узнавая хозяйку. Это было ее убежище, ее потайной замок, и для всех здесь она была никакой не Мариной Нескоровой, а Верой Васильевной Савушкиной. Именно по старухиному паспорту Марина когда-то покупала здесь участок, и местным бобрам и бобрикам даже в голову не пришло, что Марина, даже с колбаской на голове, не может быть тридцать пятого года рождения!.. А уж фотографию-то вообще никто не смотрел никогда!

Подумав про Веру, Марина судорожно вздохнула, сжала и отпустила руки… И нечего вздыхать! Ты не на сцене. Ты прекрасно понимаешь, что по-другому было нельзя! Никак нельзя.

Тут ее затрясло так сильно, что отчетливо клацнули друг о друга зубы.

– Нет, – громко сказала Марина, – нет! Прекрати сейчас же! Ты, проклятая тварь!

Но проклятая трясущаяся тварь уже выползла наружу, вся в липкой вонючей зеленой слизи, от которой Марину затрясло еще больше. Тварь нагло скалила неровные зубы и сучила бородавчатыми лапами, вызывая у нее новые приступы неудержимой тошноты.