Сорок третий номер... - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Герасимов cтр.№ 24

«Ночные планерки» прокурора уже давно никого не удивляли. Утомительное многочасовое смакование будущей казни – одна из слабостей Штыря, о которой известно и в прокуратуре, и в Главном управлении исполнения наказаний, и в МВД области.

Поэтому Олаф не сильно удивился срочному вызову. Завтра – «расстрельный день», а значит, этот бессердечный боров Штырь намеревается всю ночь мусолить подробности предстоящего «мероприятия».

Начальник СИЗО, в силу занимаемой должности, являлся также руководителем «расстрельной группы». Олафа воротило от этой дополнительной миссии, но он никогда даже взглядом не показал, как противна ему «профессиональная нагрузка». Штырь такое не простил бы никогда. Прокурору были чужды любые проявления человечности или того, что он сам называл «соплями интеллигента». Он готов был простить Олафу его любовные интрижки на стороне, но все, что касалось работы, – было святым и незыблемым. «Чего такая харя у тебя недовольная, Петри? – допытывался как-то на планерке Штырь. – Обещаю, слюнтяй, что когда-нибудь заставлю тебя самолично произвести выстрел! Хочу понаблюдать за тобой, когда брызнет кровушка и лопнет мозжечок казненного…»

Олаф никогда не присутствовал на казни. Он лишь отдавал приказы. Всегда – устно и только тем, кого это касалось. В его группу входили десять человек. Все они являлись сотрудниками СИЗО. Кроме непосредственных исполнителей, в «команде А» значились также двое водителей, врач и представитель МВД. Штырь был главой государственной надзорной инстанции над деятельностью расстрельной группы. Он же, по сути, и руководил ею. Год назад прокурор навязал Олафу нового сотрудника по фамилии Недельский. «Возьми его в «команду А», Петри! – распорядился Штырь, улыбаясь одними уголками губ. – Незаменимый кадр! Вам, сраным интеллигентам, даст сто очков вперед!»

«Незаменимый кадр» оказался извращенцем-садистом. Коренастый молодой человек лет двадцати семи, со светлыми, не по моде коротко стриженными волосами, большим ртом и абсолютно ледяными глазами, он всякий раз вымаливал у Петри мандат на исполнение, приезжал на место казни раньше положенного срока и подолгу мерил шагами узкую камеру со звуконепроницаемыми стенами, готовясь к убийству. Недельский присаживался на корточки и гладил ладонью пулеуловитель – черный шершавый щиток, пристроенный в углу мрачной комнаты, улыбаясь и шевеля губами, словно нашептывая страшные, неведомые заклинания. Затем он наклонялся лицом к стальному зарешеченному люку для стока крови в самом полу и, закрыв глаза, вдыхал одному ему ощутимый аромат смерти. Ему чудилось, что невидимая смесь агоний, судорог, криков и вздохов, накопившаяся в этой комнате за последнее десятилетие, проникает в легкие, в самое сердце и делает его сверхчеловеком – бесстрашным, неуязвимым и сильным.

Когда в назначенный час двое сотрудников «команды А» вводили в камеру приговоренного – очередного дрожащего от немого ужаса человека с завязанными глазами, Недельского тоже охватывала дрожь. Но это была дрожь волнения, не сравнимого для него ни с каким другим. Ничего подобного он никогда не испытывал даже в постели с женщиной. Облизывая пересохшие губы и тяжело дыша, Недельский опускал свою безвольную, парализованную страхом жертву на колени и целил ей в затылок из табельного пистолета. Процедура, которая в обычное время должна занимать не более десяти секунд, превращалась у Недельского в двух-, а иногда и в пятиминутную оргию. Он рычал на подручных, заставляя их то поменять положение жертвы перед пулеуловителем, то опустить ее грудью на пол, свесив голову прямо в люк, то приподнять голову сачком для ловли бабочек «в целях более точного попадания». Когда сотрудники уже начинали роптать и раздражаться, а приговоренный – выть и хрипеть, Недельский подходил к нему вплотную и нажимал на курок.

В камере появлялся врач, констатировал биологическую смерть, потом тело упаковывали в целлофановый пакет, а «незаменимый кадр» все стоял перед люком, прикрыв веки и тихонько постанывая. Он испытывал сильнейший оргазм.

Болезненная, отвратительная страсть Недельского была известна начальнику СИЗО, он презирал нового сотрудника, но не мог избавиться от него. Олаф догадывался, что и сам прокурор – такой же извращенец, как и его мерзкий протеже, что Штырь с пистолетом в руке – зрелище не менее гадкое и скотское, чем дрожащий от вожделения Недельский. Такое открытие было сродни скандалу, и любой другой руководитель спецгруппы давно бы уже бил в колокола. Но Петри молчал. У него самого было рыльце в пуху, и Штырь цепко держал его за горло.

– А вот и герой-любовник! – воскликнул прокурор, когда Олаф переступил порог кабинета.

Все присутствующие разом повернули головы. Их было трое, и только одного из них Петри знал в лицо – начальника КГБ Петрозаводска Игоря Туманова. Спокойный, приятный в общении мужчина лет сорока, с изысканными манерами и умным взглядом, в разное время дважды встречался начальнику СИЗО. Один раз Олаф видел его в обкоме партии на торжественном приеме, посвященном 50-летию Октября, в другой раз – месяц назад, когда глава КГБ приезжал в следственный изолятор на беседу с осужденным по 68-й статье [3] бывшим сотрудником своего же ведомства.

Петри вспомнил, что тогда, выйдя из камеры, в которой проводил допрос, главный чекист поморщился: «За один МИГ платят жизнью…» [4]

Очень скоро того, с кем Туманов беседовал в камере, этапировали в Москву, на Лубянку, а начальник КГБ Петрозаводска получил очередное звание. Болтали, будто осужденный был его другом.

– Еще тепленький, – продолжал Штырь, ухмыляясь. – Я его с бабы снял. Небось, до сих пор воняет шоколадом и духами «Мадам Роша»!

Олаф в то же мгновение вспомнил, что Ксана действительно обожает дорогие французские духи, которые он ей никогда не дарил. «Откуда они у простой машинистки?» – мелькнула в голове тоскливая мысль. Он расстроенно вздохнул. «Теперь уже не важно…»

– Довольно, Николай Львович! – оборвал прокурора Туманов и опять повернулся к вошедшему: – Здравствуйте, товарищ Петри.

Олаф вяло кивнул.

Штырь откинулся в кресле и нахмурился.

– Проходи и садись, – сухо приказал он. – О тебе речь.

Все собравшиеся в этот поздний час в кабинете прокурора с любопытством наблюдали, как начальник СИЗО растерянно отодвинул стул, сел на краешек, потом неожиданно встал, поменял стул на другой и опять сел.

– Завтра… Нет, уже сегодня – расстрельный день, – напомнил Штырь, и в его маленьких глазках засветилась радость. – День справедливого возмездия, – он цокнул языком, – торжества закона и народной воли… Карающей десницы правосудия!

Туманов, для которого поэтизация расстрела была в новинку, бросил на прокурора удивленный взгляд.

– День очищения горизонтов жизни во имя лучшего будущего, – ничуть не смущаясь, закончил Штырь.