— Ой! Да! — промямлил он.
— Я не слышу!
— Да!
Я продолжил давить на него:
— Кто стрелял?
— Мы не знали, что в комнате кто-то был, — сказал он. — Мы даже не знали, чья это комната. — Я сильнее сжал его руку. — Это был я. Это сделал я. Рик вел машину — у меня еще даже нет прав, — а я сидел на заднем сиденье, опустил окно и выстрелил, пока мы проезжали мимо. Но клянусь Богом, я просто хотел стрельнуть вам в дом или в машину. Я даже не знал, что разобью окно. И причиню вред кому-нибудь в доме!
Я больно выкрутил ему руку и отпустил. Следующие несколько миль мы ехали молча. Наконец я произнес:
— Просто скажи мне.
— Что?
— О чем вы думали, когда делали все это?
— Думали?
Я едва не рассмеялся.
— Понятно: значит, в тот момент вы вообще не думали. И все же как, черт побери, такое пришло вам в голову?
— Мне просто хотелось что-нибудь сделать, — тихо сказал он. — Понимаете, моя мама судится с вами, и я не мог оставаться в стороне. — Он повернул голову, и я увидел в его глазах слезы. — Она не единственная, кто потерял близких людей. Я тоже остался без отца и брата.
— И ты хотел припугнуть нас.
— Наверное.
— Что ж, у тебя получилось. Ты напугал меня. И знаешь, кого еще ты напугал?
Он ждал, когда я продолжу.
— Ты напугал мою дочь. Ей восемь лет. Когда ты выстрелил в окно, пуля пролетела в шести футах от ее головы. Она страшно кричала. На ее кровати были осколки стекла. Ты слышишь, что я говорю?
— Слышу.
— Теперь тебе лучше? Ты уже не так переживаешь из-за того, что случилось с твоим отцом и братом, после того как напугал маленькую девочку, не сделавшую тебе ничего плохого? Это и есть правосудие, которого ты искал?
Кори ничего не ответил.
— Чей был пистолет?
— Рика. Его отца. У него много оружия.
— Я даю тебе полчаса.
— Я не…
— Если через полчаса я не увижу тебя, то позвоню в полицию и расскажу им, что ты натворил. Позвони своему другу Рику. Через полчаса вы должны быть вдвоем у моего дома с тем пистолетом. И вы отдадите его мне.
— Отец не позволит ему…
— Полчаса, — повторил я. — И вот еще что.
Он посмотрел на меня с нетерпением.
— Приведи свою мать.
— Что?
— Ты слышал. — Я съехал на обочину и остановился. — Вылезай.
— Здесь? Но я даже не знаю, где мы находимся.
— Это ничего.
Кори выбрался из машины, и я тронулся с места. В зеркало мне было видно, как он достает мобильный телефон.
Через тридцать семь минут они уже были около моего дома. На самом деле я собирался дать им сорок пять минут форы, перед тем как звонить Ведмор. Молодые люди были взбудоражены, вместе с ними приехала мать Кори, Бонни Уилкинсон, бледная, изможденная. Ее лицо выражало презрение и страх.
В руках Рик держал бумажный пакет.
Я открыл дверь и жестом пригласил их в дом. Никто ничего не сказал. Рик передал мне пакет. Я открыл его и заглянул внутрь. Там был пистолет.
— Они вам все рассказали? — спросил я у Бонни Уилкинсон.
Она кивнула.
— Если бы это был он один, — кивнул я в сторону Рика, — я сразу позвонил бы в полицию. Но заявить на него, не выдав тем самым и вашего сына, я не могу. — Парень только что потерял отца и брата, и приносить еще больше горя семейству Уилкинсонов, невзирая на тот ужасный процесс, который возбудила против меня его мать, я оказался не способен. — Однако если кто-то из них попытается еще раз сотворить нечто подобное, если они просто недоброжелательно посмотрят на мою дочь, я дам этому делу ход.
— Я все понимаю, — сказала миссис Уилкинсон.
— Что мне сказать отцу, когда он заметит пропажу пистолета? — спросил Рик.
— Не знаю.
— Я поговорю с ним, — обратилась к Рику миссис Уилкинсон. С минуту все молчали. Наконец она нарушила тишину: — Я даже не знала, что Кори совершил подобную глупость. Никогда бы не позволила ему.
Я хотел сказать ей, что мне все известно и я это понимаю: она собиралась уничтожить нас в суде, а не на улице, — но вместо этого лишь кивнул.
Мы вроде бы все уладили. Когда они двинулись прочь, я крикнул:
— Рик! И вот еще.
Юноша посмотрел на меня со страхом.
— Убери тот шарик с антенны, пока его не заметили копы!
Глава сорок седьмая
Вскоре после этого мой телефон зазвонил.
— Мистер Гарбер? Это детектив Джулия Страйкер. — Женщина, которая расследовала убийство Тео Стамоса. — У меня к вам вопрос. Как вы думаете, почему Тео Стамос написал вам письмо?
— Письмо?
— Совершенно верно.
— Это была угроза? Я сказал ему, что больше не буду с ним работать. Вы нашли именно такое письмо?
— Оно лежало на его кухонном столе, под стопкой бумаг. Похоже, он делал наброски, собирался что-то сказать вам в письме или по телефону. Пытался упорядочить мысли.
— Что было в этих заметках?
— Судя по всему, он придумывал, как извиниться перед вами. Возможно, признаться в чем-то. Вы не знаете, в чем он мог вам признаться?
— Я же объяснял вам. Дом, в котором он проводил электричество, сгорел.
— На днях между вами произошел один инцидент. Я говорила с Хэнком Симмонсом. Мистер Стамос работал у него.
— Да. — Я знал: рано или поздно об этом станет известно. — Я сообщил ему одну новость. Мне как раз позвонили из Управления пожарной охраны и сказали, что электрооборудование, установленное в том доме, было бракованным. Это и послужило причиной возгорания.
— Прежде вы не упоминали об этом, — недовольным голосом заявила Страйкер.
— Я говорил вам об электрооборудовании.
— По словам мистера Симмонса, вы отрезали… резиновые яйца, которые висели на бампере машины мистера Стамоса.
— Да, — признался я.
— Не могу сказать, что осуждаю вас за это, — сказала она после паузы.
Я понимал, что скорее всего веду себя неразумно, вступая с ней в разговор. «Повесь трубку и позвони Эдвину», — пронеслось у меня в голове. Не исключено, что мне понадобится адвокат. Неужели из-за моей стычки с Тео меня могут заподозрить в его убийстве? В конце концов, я был у него в трейлере. Я нашел тело. Получается, Страйкер думала, будто я имею какое-то отношение к его убийству?
Но если она рассматривала меня в качестве подозреваемого, почему задавала вопросы по телефону? Разве в подобном случае около моего дома уже не должна была стоять полицейская машина, ожидая моего возвращения?