Путь Моргана - читать онлайн книгу. Автор: Колин Маккалоу cтр.№ 85

— Все дело в правильной оснастке. Парус «Дружбы», предназначенный для улучшения управляемости, легко ловит и попутный, и штормовой ветер. — И он вытянул длинную руку, указывая на «Запас». — А у патрульного судна оснастка, как у брига, но она ему не подходит. Поскольку у «Запаса» есть вторая мачта, Гарри Болл решил оснастить его, как лодку. Но он замедлит ход, едва начнет штормить: видите, какая у него низкая осадка? Он не сможет плыть на всех парусах. «Запас» — парусник, которому нужен легкий ветер, как в Ла-Манше, где он и плавал прежде. Должно быть, Гарри Болл молится о том, чтобы погода не переменилась.

— А вон то судно — «Леди Пенрин»?

— Нет, «Принц Уэльский», еще один транспортный корабль. За ним следуют «Золотая роща», «Фишберн» и «Борроудейл». Позади всех плетутся, как улитки, «Леди Пенрин» и «Шарлотта». Если бы не они, мы прибавили бы ходу, но командор запретил. Нам нельзя терять из виду ни один корабль из флотилии. Поэтому на «Дружбе» не поднимают брамсели, а мы не можем поставить бом-брамсели. Но как приятно снова выйти в море! — Тут четвертый помощник заметил лейтенанта Джорджа Джонстоуна, выходящего из офицерских кают, и усмехнулся: — Надеюсь, Ричард, мы с вами вскоре еще увидимся. — И он направился к офицеру морской пехоты, с которым поддерживал дружеские отношения.

Может, эти двое — одного поля ягоды? Ричард остался на прежнем месте. У него заурчало в животе: на свежем воздухе разыгрался аппетит, однако взять еды было негде. А фунта черствого хлеба и полфунта солонины в день вместе с двумя квартами портсмутской воды было недостаточно, чтобы утолить голод. Ричард с тоской вспомнил работу на черпалке, лодки торговцев и сытные обеды.

Вскоре все каторжники, кроме больных и страдающих морской болезнью, ощутили острый голод. Пока Ричард и его товарищи прогуливались по палубе, лодыри с нар по правому борту изготовили короткий лом из железной полосы и вскрыли люки, над которыми были расставлены столы. Рома они не нашли, зато обнаружили мешки с галетами. Но кто-то донес на них, и десяток пехотинцев ворвались в камеру как раз в тот момент, когда воры шумно пировали и швыряли каменно затвердевшие галеты в руки голодающих товарищей.

Шестерых каторжников вытащили на палубу, где уже ждали лейтенанты Джонстоун и Шарп.

— Двадцать плетей и кандалы, — вынес краткий приговор Джонстоун. Он кивнул капралу Сэмпсону, и тот притащил из кормовой рубки кошку — ту самую, о которой говорил мистер Тислтуэйт, вовсе не похожую на мяукающее четвероногое существо. Это был устрашающий инструмент с толстой веревочной рукояткой и девятью тонкими пеньковыми плетями, завязанными множеством узлов и заканчивающимися свинцовыми шариками.

Первым порывом Ричарда было броситься обратно в камеру, но он тут же увидел, что всех каторжников выводят на палубу.

Шестерых узников раздели до пояса — двадцать плетей вряд ли нанесли бы существенный ущерб их обнаженным ягодицам. Первую жертву привязали к крыше кормовой рубки. Плетка в мощных руках Сэмпсона со свистом рассекла воздух. Хлыст, трость или тонкая дубинка оставляли на теле красные полосы, толстая дубинка — крупные синяки, а это злодейское орудие с первого удара разрывало кожу, а от свинцовых шариков на концах девяти пеньковых плетей мгновенно вспухали алые волдыри. Капрал Сэмпсон знал свое дело: пехотинцев часто подвергали порке, обычно назначая им не более двенадцати ударов. Каждый раз плеть опускалась на новое место, поэтому к двенадцатому удару спина провинившегося оказалась исполосованной в кровь и покрытой волдырями размером с детский кулак. Несчастного окатили ведром морской воды, отчего он пронзительно взвизгнул, и унесли, а на его место привязали следующего. Капрал Сэмпсон действовал бесстрастно, не выказывая ни ненависти, ни жалости к своим жертвам. После порки всех шестерых заковали в ножные кандалы, соединенные цепью такой же длины, как на «Церере». Кивком лейтенант Джонстоун отпустил палача и десяток побледневших рядовых.

К горлу Ричарда подкатила тошнота. Он подбежал к борту, наклонил голову, и его вырвало. Слишком обессиленный, чтобы выпрямиться, он еще долго висел вниз головой, глядя в воду, искрящуюся на расстоянии десяти футов. Едва его зрение прояснилось, он заметил, что вода совсем прозрачная. Сквозь нее медузы казались морскими призраками, зонтиками из переливчатого шелка, их длинные извилистые щупальца легко боролись с волнами и течением.

Внезапный сильный плеск заставил Ричарда вздрогнуть: длинное, скользкое, радужно переливающееся тело промелькнуло перед глазами, описало в воздухе над поверхностью воды плавную дугу и снова погрузилось в родную стихию, излучая радость. Дельфин? Морская свинья? Целая стая морских животных резвилась в волнах, словно играя в догонялки с грязным неповоротливым «Александером».

Слезы струились по лицу Ричарда, но он не пытался стереть их. Так устроена жизнь: божественная красота соседствует в нем с людским уродством. Какое место отведено человеку в этом блистающем мире?

Все пассажиры еще долго находились под тягостным впечатлением, оставленным поркой, а «Александер» тем временем плыл на юг, к Канарским островам. Джон Пауэр узнал от своего приятеля мистера Боунза, что его знакомый, Николас Гринуэлл, получил помилование за день до начала экспедиции и был тайно перевезен в Портсмут. Лейтенант Шарп еще помнил, какое негодование вызвала весть о помиловании Джеймса Бартлетта в Тилбери.

— Сначала я не заметил, что этот ублюдок исчез, а потом решил, что он отдал концы, — объяснял Пауэр Ричарду и мистеру Доновану на палубе под порывами ветра. — Ублюдок! Тварь! Это меня должны были помиловать, а не Гринуэлла!

Пауэр непрестанно твердил, что он невиновен, что вовсе не он помогал Чарлзу Янгу, о нынешнем местонахождении которого никто не знал, вывезти с лондонского склада четверть тонны лучшей шерсти, принадлежащей Ост-Индской компании. Сторож узнал Янга, но не мог поручиться, что его сообщником был именно Пауэр. Как обычно, присяжные на всякий случай признали Пауэра виновным, хотя сторож и не был уверен, что видел его. Пауэра приговорили к семи годам каторги.

— Помиловать должны были меня! — кричал Пауэр, потемнев лицом. — Гринуэлл — грабитель, это ясно как день! С такими я не якшался, мне надо было присматривать за больным отцом! Твари, мерзавцы, черт бы их всех побрал!

— Полно, полно, — успокаивал Донован, уже успевший рассказать Ричарду, что он протестант из Ольстера. — Джонни, поздно лить слезы. Помни о порке и возвращайся домой, как только отбудешь срок.

— К тому времени отец умрет!

— Откуда тебе знать? А теперь ступай работать, иначе тебе запретят помогать матросам.

Понемногу ярость утихла, но боль осталась. Джон Пауэр взглянул на четвертого помощника глазами, полными слез, и отошел.

— Странно, что он не пришелся вам по душе, — задумчиво произнес Ричард, решив наконец обо всем поговорить в открытую. — Почему вы выбрали меня, тощего старика?

На смазливом лице Донована отразилось изумление, но в глазах заплясали лукавые искры.

— Я выбрал вас, Ричард, хотя и не рассчитывал на взаимность. Ведь даже кошка имеет право смотреть на короля.