Покончив с практическими соображениями, кузен Джеймс-аптекарь надолго замолчал и поднялся.
— Ботани-Бей находится на другом конце света, Ричард, на расстоянии десяти тысяч миль по прямой и шестнадцати тысяч — если плыть на корабле. Боюсь, больше мы с тобой никогда не увидимся, и это так прискорбно! Как жаль, что тебе уготована подобная участь… Боже мой, Боже мой, Ричард! Помни: я до конца своих дней буду молиться за тебя, как и твои отец и мать и преподобный Джеймс. Бог не останется глухим к нашим мольбам, он убережет тебя. О Господи…
Ричард обнял его и расцеловал в щеки. Высвободившись из объятий, Джеймс покинул камеру, ни разу не обернувшись.
Ричард смотрел вслед кузену, пока он брел по коридору, вышел из тюрьмы, миновал грядки, направился к воротам, свернул за угол и пропал из виду. «И я буду молиться за тебя, кузен Джеймс, ибо я люблю тебя, как родного отца».
Лиззи Лок подошла к нему сзади и обняла за плечи. Собравшись с мыслями, Ричард созвал друзей к столу.
— Я вовсе не стремлюсь к власти, — объяснил он Биллу Уайтингу, Уиллу Коннелли, Недди Перроту, Джимми Прайсу и Тэффи Эдмундсу. — Мне уже тридцать семь лет, я самый старший из вас, однако я не гожусь в вожаки, и вы должны запомнить это. Каждому из нас придется черпать силы и мудрость в себе самом, и это справедливо. Но я получил образование, у меня есть знакомый в политических кругах Лондона, а также сведущий кузен-аптекарь в Бристоле.
— Я знаю его, — закивал Уилл Коннелли. — Это Джеймс Морган с Корн-стрит. Я узнал его, как только увидел. Кто бы мог подумать! Оказывается, у нашего Ричарда Моргана есть влиятельные друзья!
— Да, вполне. Но сначала выслушайте меня: на кораблях заключенных разбивают на отряды по шесть человек в каждом, им предстоит жить и работать вместе. Я предлагаю образовать такой отряд, прежде чем надзиратели сделают это за нас. Вы согласны?
Товарищи Ричарда охотно закивали.
— Нам повезло, что всего нас двенадцать человек. Остальные шестеро молоды, если не считать Айка, который предпочитает общество молодежи. Я посоветую Айку образовать второй отряд вместе с его друзьями. В случае чего на корабле мы сможем заступаться друг за друга.
— А ты ждешь неприятностей, Ричард? — нахмурился Коннелли.
— Откровенно говоря, не знаю, Уилл. Похоже, мне чего-то не договаривают. Здесь мы все равны, все мы с запада. Но в плавучей тюрьме всех каторжников соберут вместе.
— Понимаю, — посерьезнел Билл Уайтинг. — Лучше заранее решить, как нам быть дальше. Еще немного — и будет поздно.
— Кто из вас умеет читать и писать? — спросил Ричард.
Руки подняли Коннелли, Перрот и Уайтинг.
— Значит, четверо. Отлично. — Он указал на пять сундуков, стоящих рядом с ним на полу. — Теперь о другом: в этих сундуках есть вещи, которые помогут нам остаться здоровыми, к примеру, фильтры.
— О, Ричард! — со смехом воскликнул Джимми Прайс. — Эти чертовы камни стали для тебя символом веры! Лиззи права: ты похож на священника во время мессы!
— Мой символ веры — здоровье, — возразил Ричард и обвел строгим взглядом товарищей. — Уилл и Недди, как вы ухитрились прожить целый год в бристольском Ньюгейте?
— Пили только пиво или легкое пиво, — объяснил Коннелли. — Родные присылали нам деньги, чтобы нам не пришлось голодать.
— А когда я сидел в Ньюгейте, я пил воду, — заявил Ричард.
— Не может быть! — ахнул Недди Перрот.
— Отчего же? Всю воду я процеживал через фильтр. Он предназначен для очистки воды — вот почему мой кузен Джеймс начал вывоз этих камней с Тенерифе. Но если вы решите, что вода из Темзы пригоднее для питья, чем вода из Эйвона, вам не протянуть и недели. — Ричард пожал плечами. — Впрочем, дело ваше. Если вы можете позволить себе пить легкое пиво — отлично. Но в Лондоне рядом с нами не будет родных, нам не на кого надеяться. Свои деньги мы должны беречь на крайний случай, а не тратить их на спиртное.
— Ты прав, — согласился Уилл Коннелли, почтительно прикасаясь к каменному фильтру, стоящему на столе. — Лично я буду пить чистую воду — пиво мне не по карману. Рассудительность превыше всего.
В конце концов все согласились пить профильтрованную воду, даже Джимми Прайс.
— Значит, договорились, — заключил Ричард и отправился потолковать с Айком Роджерсом. Он сожалел о том, что фильтров всего шесть, но не собирался делить их на двенадцать человек. Пусть товарищи Айка сами позаботятся о себе, тем более что у Айка водятся деньги.
«Если мы, все двенадцать заключенных, будем держаться вместе, у нас есть шанс выжить», — рассудил Ричард.
Часть 3
Январь 1786 года — январь 1787 года
Фургон, которому предстояло увезти заключенных в Лондон и Вулвич, прибыл на рассвете следующего дня, шестого января, и Ричард вдруг понял, что с тех пор, как он в последний раз совершил поездку в фургоне, прошел ровно год. Прощание было бурным и скорбным, женщины безутешно рыдали.
— Что же я буду делать без тебя? — спросила Лиззи Лок у Ричарда, провожая его до дома начальника Хаббарда.
— Найдешь кого-нибудь другого, — не без сочувствия отозвался Ричард. — Тебе не обойтись без покровителя. Впрочем, нелегко будет найти второго такого же, как я. Мало кто согласится защищать тебя, ничего не получая взамен.
— Знаю, знаю. О, Ричард, как я буду скучать по тебе!
— А я — по тебе, худышка Лиззи. Кто станет штопать мне чулки?
Усмехнувшись сквозь слезы, она шутливо толкнула его в бок.
— Не прибедняйся! Я же научила тебя держать в руках иголку. Ты неплохо шьешь сам.
В этот момент явились двое надзирателей и повели обратно в тюрьму машущих руками, выкрикивающих слова прощания и протестующих женщин.
И вновь талию Ричарда охватил железный пояс, а четыре цепи сошлись спереди, на замке.
С виду фургон ничем не отличался от того, что привез Ричарда из Бристоля в Глостер, — он был запряжен восемью битюгами, парусиновый тент крепился на железных дугах. Но внутри новый фургон выглядел иначе: вдоль боковых стенок стояли длинные скамьи, на каждой из которых свободно могли разместиться шестеро мужчин. Их вещи сложили на дно фургона между скамьями, и Ричард понял, что на каждом ухабе и колдобине сундуки будут подпрыгивать и разъезжаться. Нечего и надеяться на то, что в такое время года, в середине дождливой зимы, дорога окажется ровной.
Заключенных сопровождали двое надзирателей, которые устроились не внутри фургона, а под навесом на козлах, рядом с возницей. Неусыпный надзор за заключенными был излишним: как только их усадили на скамью, еще одну длинную цепь пропустили под левым наручником каждого и приковали к полу. Если бы кто-нибудь задумал побег, ему пришлось бы бежать вместе с пятерыми товарищами.
Места в фургоне заключенные выбрали себе заранее. Кутаясь в пальто на теплой подкладке, Ричард уселся на край скамьи, напротив Роджерса, вожака молодежи.