Зима в Порт-Джексоне оказалась дождливым временем года; уже в начале августа, вскоре после того как отряд Ричарда без горечи распрощался с «Александером», дождь зарядил без перерыва на четырнадцать дней. Ручей вышел из берегов и согнал с места женатых пехотинцев, раскинувших лагерь на берегу, даже песчаная почва превратилась в вязкую грязь, а бревенчатые дома — в ловушки, насквозь продуваемые ледяным ветром. Крытые тростником крыши не просто протекали — сквозь них вода лилась струями; имуществу, сложенному под открытым небом, был нанесен невозместимый ущерб, а губернаторский склад превратился в рассадник плесени, сырости, гнили и ползучих насекомых.
Как всегда, меньше всех пострадали наиболее предприимчивые колонисты. Поскольку ухаживать за огородом было незачем, Лиззи принялась изучать местные деревья, которые хотя и не отличались сочной листвой, зато поражали воображение окраской стволов. Среди них попадались растения с коричневой или сероватой корой, как в Англии, а также с корой множества других цветов и оттенков — белого, серого, желтого, нежно-розового, почти красного, золотистого, кремового, серовато-голубого, насыщенного розовато-оранжевого. На ощупь стволы тоже различались: были гладкими, как бумага, но полосатыми, чуть шероховатыми, точно шелк, или напоминали грубые веревки, пятнистыми, чешуйчатыми, морщинистыми. Ни одно дерево не сбрасывало листья на зиму, зато многие меняли кору.
Этой корой и заинтересовалась Лиззи, узнав, что ею туземцы кроют хижины. Кора представляла собой большие кожистые листы цвета ржавчины. Уговорив Неда Пу сколотить невысокую лестницу, Лиззи принялась укладывать собранную кору поверх пальмовой кровли хижины, сшивая отдельные куски с помощью бечевки и огромной иглы, позаимствованной на складе. Поэтому, когда начались дожди, все течи сразу удалось заделывать заплатками из коры, которую Лиззи хранила в комнате, превращенной в склад. Строительство кирпичных и каменных домиков шло с мучительной медлительностью, и каторжники понимали, что пройдут годы, прежде чем они переселятся в жилье из более прочного материала, нежели стволы пальм или ветки. Решетчатые стены из веток, оплетенных пальмовыми листьями, лучше защищали от холодных дождей, чем напрасно срубленные пальмы.
В сущности, дом отряда был почти уютным. Все товарищи Ричарда продолжали работу даже во время дождей; майор Росс отдал лишнюю палатку точильщикам, как только она освободилась. Сам майор переселился в каменный дом незадолго до начала дождей — за все время, проведенное в колонии, ему впервые повезло. Самое ценное имущество Росса, как и вещи остальных высокопоставленных особ колонии, должно было прибыть на грузовом корабле «Блюститель» — его ждали в Новом Южном Уэльсе со дня на день. То же судно должно было привезти в колонию провизию, коров, лошадей, овец, коз, свиней, кур, индеек, гусей и уток. Лондой оставался безнадежно оптимистичным, считая, что мука, посланная с флотилией, может храниться сколько угодно, и, кроме того, рассчитывал, что в первый же год колонисты соберут огромный урожай зерна, овощей, дынь и других плодов. Но колонисты придерживались иного мнения, и не ошиблись. Запасы черствого хлеба и галет были уже на исходе, свежий хлеб пекли из муки пополам с долгоносиками, а солонина пролежала в бочках так долго, что после вываривания фунтового ломтя едва хватало на четверых. На этой еде да еще на горохе с рисом и существовали каторжники; хлеб теперь выдавали только по воскресеньям, вторникам и четвергам.
Каторжникам вновь начали раздавать еду каждый день: недельные нормы провизии никому не удавалось сохранить, даже после того как отчаявшийся губернатор Филлип приказал повесить за воровство семнадцатилетнего юношу. Истощенные младенцы и дети постарше умирали, чудом казалось уже то, что некоторые из них выжили. В колонии появилось множество сирот, родители которых, каторжники, умерли. Преподобный мистер Джонсон опекал малышей, кормил и радовался тому, что их порочных родителей нет в живых. Он искренне считал всех каторжников закоренелыми, неисправимыми грешниками — иначе почему Бог послал Порт-Джексону землетрясение и вонь серы, которая держалась целые сутки?
С каждым днем туземцы становились все агрессивнее и вскоре начали красть коз. На овец они не льстились, по-видимому, не зная, что скрывается под густой шерстью. А козья шкура напоминала им шкуру кенгуру.
Из-за козы отряд Ричарда впервые чуть не попал в беду. В тот день, когда один из служащих склада, Энтони Роуп, женился на Элизабет Пулли, Джонни Кросс нашел издохшую козу и с радостью преподнес ее новобрачным в качестве свадебного подарка. Из мяса приготовили «морской пирог», хотя за неимением теста запекать его пришлось в хлебе. Весь отряд тут же взяли под стражу и обвинили в убийстве козы. Как ни странно, военный трибунал поверил клятвенным заверениям каторжников в том, что, когда они нашли козу, она уже была мертвой. Всех признали невиновными, в том числе Джонни Кросса и Джимми Прайса.
Все корабли, кроме «Фишберна» и «Золотой рощи», уже уплыли, но Ричард не отправил с ними ни одного письма. Чтобы восстановить навык, он переписывал отрывки из книг, однако писать родным не решался, боясь потревожить ещё свежую рану.
В конце августа началась весна, дожди прекратились, задули экваториальные ветры. Повсюду запестрели цветы. Неприметные деревца и кусты вдруг покрылись огромными пушистыми желтыми шарами, малиновыми гроздьями, напоминающими ершики для бутылок, похожими на пауков розовыми, коричневатыми и оранжевыми бутонами. Даже самые высокие деревья осыпали кремовые цветы, на них появилась молодая листва необычного розового оттенка. По виду большинство цветов напоминало хризантемы и отличалось от английских и американских более узкими лепестками. Вскоре лепестки опали в траву среди кустов с пылающими цикламеновыми цветами, похожими на миниатюрные тюльпаны. К обычному чистому запаху древесной смолы примешивались тысячи ароматов — от утонченных до удушливых.
Пятого сентября колонисты впервые увидели ошеломляющую игру красок на ночном небе, гигантский природный фейерверк. Небесный свод мерцал и сиял, по нему словно перемещались изысканные драпировки и арки с роскошной бахромой — зеленовато-желтой, малиновой и фиолетовой, гигантские темно-синие и стальные лучи метались по небу, возникая со всех сторон и достигая зенита, одни из них были похожи на молнии, а другие подолгу зависали в небе, излучая призрачный свет. В тысяча семьсот пятидесятом году в небе над Англией тоже возникло северное сияние, но все, кто видел его, запомнили только слабые и туманные пестрые переливы. А это сияние, как уверяли матросы на следующий день, не шло ни в какое сравнение с северным.
Колонисты воспрянули духом, хотя пережили ненастоящую зиму и даже не почувствовали, как воздух потеплел. Но у овец и коз начался окот, куры исправно несли яйца. За приплодом старательно ухаживали, приберегая его для туманного будущего. Далеко не все надеялись дожить до него: кормили каторжников по-прежнему скудно.
Лиззи раздобыла семена и с возобновившимся энтузиазмом принялась копаться на огороде. Скорее бы взошла картошка! А если вырастут морковь и брюква, им будет чем набить желудки, чтобы наконец-то ощутить приятную сытость. Зелень предотвращала цингу, но не насыщала.
Губернатор Филлип решил отправить «Сириус» в Кейптаун за провизией: грузовой корабль «Блюститель» пока не появлялся, а дожить до его прибытия, ничего не предпринимая, было немыслимо. «Сириусу» предстояло поплыть на восток, к мысу Горн, а обратный курс должен был выбрать сам капитан Хантер. Вслед за «Сириусом» Порт-Джексон покинула и «Золотая роща», на которой почти иссякли запасы спиртного. Сначала «Золотой роще» следовало свернуть к острову Норфолк вместе с первой партией каторжников, которые, по замыслу губернатора, должны были основать новое поселение и освободить место в разросшемся старом.