Песнь о Трое - читать онлайн книгу. Автор: Колин Маккалоу cтр.№ 115

Тевкр поднял голову и с горечью посмотрел на нас; его глаза, остановившись на Одиссее, красноречиво сказали, что он знает, кого винить. О чем думал Одиссей, я даже не брался гадать.

— Что мы можем сделать? — спросил он.

— Ничего, — ответил Тевкр. — Я сам его похороню.

— Здесь? — в ужасе спросил Диомед. — Нет, он заслуживает большего!

— Ты знаешь, что это не так. И он это знал. И я тоже. Он получит именно то, чего заслуживает по законам богов, — могилу самоубийцы. Это все, что я могу для него сделать. Все это останется между нами. Он должен был заплатить жизнью, как Ахилл заплатил смертью. Так он сказал перед своей кончиной.

Потом мы ушли и оставили их одних, братьев, которые больше никогда не пойдут вместе в битву, маленький под щитом большого. За восемь дней не стало их обоих, Ахилла и Аякса, духа и сердца нашей армии.

— Эй! Эй! Враг! Враг! — воскликнул Одиссей, по лицу которого катились слезы. — Неисповедимы пути богов! Ахилл тащил Гектора за колесницей за перевязь, которую ему подарил Аякс. А теперь Аякс упал на меч, который подарил ему Гектор.

Он болезненно поморщился:

— Клянусь Великой матерью, я сыт Троей до смерти! Я ненавижу даже запах троянского воздуха!

Дни сражений были окончены — Приам запер Скейские ворота и наблюдал за нами с высоты своих башен. Троянцев осталась всего горстка, а из их великих вождей был жив только Эней. После смерти своего любимого сына Приаму осталось искать утешения в никудышных. Это было время ожидания, когда заживали наши раны и медленно оживал наш дух. Случилась любопытная вещь: Ахилл и Аякс, казалось, вошли в самую суть каждого ахейского воина. Все до последнего, они были полны решимости покорить Трою. Я рассказал об этом феномене Одиссею, желая узнать, что он об этом думал.

— Здесь нет ничего таинственного, мой господин. Ахилл с Аяксом стали героями, а герои никогда не умирают. Воины просто взвалили на себя их ношу. Кроме того, они хотят вернуться домой. Но с победой. Падение Трои — вот единственное оправдание событий, произошедших за десять лет жизни на чужбине. Мы дорого заплатили за этот поход — нашей кровью, нашими поседевшими волосами, болью в наших сердцах, родными, которых мы так долго не видели, что любимые черты почти стерлись из памяти, слезами и горькой пустотой внутри. Троя вгрызлась нам в кости. Если мы вернемся домой, не разнеся ее в пыль, это будет равносильно осквернению таинств Матери.

— Тогда, — сказал я, — я спрошу совета у Аполлона.

— Он троянец намного больше, чем ахеец, мой господин.

— Пусть так, но предсказания оракулов исходят из его уст. Он не может отказать народу — любому народу! — в правдивом ответе.

Верховный жрец Талфибий посмотрел в пылающие недра священного огня и вздохнул. Не чета Калханту, ахеец, он использовал для гаданий огонь и воду, оставляя животных для ритуальных жертвоприношений. И он не объявил о том, что увидел, во время самой церемонии. Он дождался, пока мы соберемся на совет.

— Что ты увидел? — спросил я.

— Многое, мой господин. Кое-что я так до сих пор и не понял, но есть и то, что сомнений не вызывает.

— Рассказывай.

— Мы не сможем взять город только теми силами, которые у нас остались. Есть две вещи, дорогие богам, которыми мы должны завладеть. Если мы их получим, то боги разрешат нам войти в Трою. Если нет — то Олимп восстанет против нас.

— И что это за вещи, Талфибий?

— Первая — это лук и стрелы Геракла. Вторая — муж Неоптолем, сын Ахилла.

— Мы благодарим тебя. Можешь идти.

Я смотрел на их лица. Идоменей с Мерионом сидели с видом угрюмым и печальным; мой бедный никчемный брат Менелай никогда не менялся; Нестор так постарел, что мы стали бояться за него; Менесфей сражался без единой жалобы; Тевкр так никого из нас и не простил; Автомедонт все еще не смирился с тем, что ему выпало командовать мирмидонянами; Одиссей… а, Одиссей! Кто знал, что скрывалось за этими сияющими, красивыми глазами?

— Ну, Одиссей? Ты знаешь, где теперь лук и стрелы Геракла. Насколько велики наши шансы их получить? Ведь они были у Филоктета.

Он медленно встал на ноги.

— За эти почти десять лет с Лесбоса не было ни одной весточки.

— Я слышал, он умер, — мрачно сказал Идоменей.

Одиссей рассмеялся:

— Умер? Филоктет? Да он бы не умер, если б ему в жилы влили яд двенадцать гадюк! Я думаю, он все еще на Лесбосе. Нам обязательно нужно попытать счастья, мой господин. Кто поедет?

— Вы с Диомедом. Вы были его друзьями. Если он вспоминает нас добром, то только благодаря вам. Сейчас же отправляйтесь на Лесбос, найдите его и попросите лук и стрелы, которые он унаследовал от Геракла. Скажите, мы сохранили его долю добычи и всегда о нем помнили.

Диомед потянулся:

— Пара дней в море! Здорово.

— Но остается Неоптолем. Понадобится больше месяца, чтобы он добрался сюда, если старик Пелей ему позволит.

Одиссей оглянулся, стоя в дверях:

— Не волнуйся, мой господин, об этом уже позаботились. Я послал за Неоптолемом больше чем пол-луны назад. Что до Пелея — принеси жертву Зевсу.

Через восемь дней парус шафранного цвета, выбранный Одиссеем, вновь показался на горизонте. С сердцем, бьющимся в горле, я ждал на берегу около пустых кораблей. Даже если предположить, что он еще жив, Филоктет провел на Лесбосе десять лет и ни разу не послал нам весточки. И наши посланцы так никогда его и не нашли. Кто знает, что может сделать болезнь с человеческим разумом? Взять хотя бы Аякса.

Одиссей стоял на носу корабля и весело махал рукой. Он был мастер вводить в заблуждение, но не стал бы так широко улыбаться, если бы его постигла неудача. Ко мне присоединились Менелай с Идоменеем; ни один из нас не знал, чего ожидать. Тогда мы сочли жизнь Филоктета конченной; а если бы он выжил, то никто не верил, что ему удастся сохранить ногу. И я стоял, представляя себе калеку, потрепанную временем развалину, но никак не мужа, который перемахнул через поручни и спрыгнул с высоты во много локтей легко, словно мальчик. Он не изменился, лишь лет ему стало немного больше. У него была аккуратная золотая борода, а из одежды только набедренная повязка. На плече у него висели мощный лук и закоптелый колчан со стрелами. Я знал, что ему по меньшей мере сорок пять лет, но его крепкое, загорелое тело выглядело на десять лет моложе, а его сильные ноги были безупречны. Я разинул рот от изумления.

— Как, Филоктет, как?

Это было все, что я смог выдавить, когда мы уселись в кресла у меня дома и виночерпий занялся своим делом.

— Все просто, Агамемнон, когда ты знаешь, как было дело.

— Так расскажи! — потребовал я; с тех пор как умерли Ахилл и Аякс, я еще не был так счастлив. Вот как повлиял на нас Филоктет: он впустил в затхлые коридоры моего дома ветер жизни и ободрения.