Его лицо исказилось.
— Елена предупреждала меня, чтобы я остерегался Одиссея. Он — сын какого-нибудь бога?
— Нет. Он сын негодяя. Я бы назвал его духом Эллады.
— Я хотел бы предупредить отца.
— Ты не проживешь так долго, чтобы это сделать.
— Я могу победить тебя, Ахилл.
— Если ты победишь меня, Агамемнон прикажет изрубить тебя на куски.
Он на мгновение задумался.
— У тебя есть женщины, которые оплачут тебя? Отец?
— Я не умру неоплаканным.
И в этот момент наша любовь горела сильнее, чем ненависть; я быстро вытянул руку вперед, прежде чем во мне умрет родник этой страсти. Он взял мою руку в свою.
— Почему ты остался сразиться со мной?
Его пальцы напряглись, лицо потемнело от боли.
— Как я мог уйти за ворота Трои? Как я мог посмотреть в глаза отцу, зная, что это мои горячность и глупость погубили тысячи его воинов? Мне следовало отступить в Трою в тот день, когда я убил твоего друга, того, кто носил эти доспехи. Полидамант предупреждал меня, но я его не послушал. Я хотел сразиться с тобой. Вот истинная причина того, почему я оставил армию на равнине.
Он шагнул назад, выпустив мою руку, его лицо снова стало лицом врага.
— Я наблюдал за тобой, Ахилл, в твоих таких красивых золотых доспехах, и решил, что это наверняка чистое золото. Оно тебя тяготит. Мои доспехи намного легче. Поэтому, прежде чем скрестить мечи, давай устроим состязание в беге.
С последним словом он сорвался с места, захватив меня врасплох, но через мгновение я припустил за ним. Задумано умно, Гектор, но это ошибка! Зачем мне пытаться тебя догнать? Ты и так скоро повернешься ко мне лицом.
На расстоянии четверти лиги от Скейских ворот в направлении нашего лагеря — в том направлении, в котором он бежал, — троянские стены выбрасывали на юго-запад огромную опору, и там ахейская армия перекрыла ему путь.
Мне дышалось легко, может быть, после схватки со старым Скамандром у меня открылось второе дыхание. Он повернулся, я остановился.
— Ахилл! — прокричал он. — Если я убью тебя, клянусь, что верну твое тело неоскверненным! Поклянись мне, что сделаешь то же самое для меня!
— Нет! Я обещал твое тело Патроклу!
У меня над головой вдруг просвистел порыв ветра, и в глаза полетела пыль. Гектор уже поднимал свою руку, Старый Пелион уже покидал мою. Его копье было брошено прямо в цель — древко отскочило от центра моего щита, а Старый Пелион безвольно упал мне под ноги. Прежде чем я смог нагнуться и поднять его, Гектор метнул второй снаряд, но капризный ветер изменил направление. Я так и не поднял Старый Пелион. Гектор вытащил из перевязи Аякса меч и бросился на меня. Передо мной встала дилемма: сохранить щит и прикрыться им от умелого противника или отбросить его в сторону и сражаться необремененным? С доспехами я мог справиться, но щит был слишком тяжел. Поэтому я отшвырнул его и встретил Гектора с обнаженным мечом в руках. Даже наступая, он был способен остановиться, — он тоже отшвырнул щит в сторону.
Мы сошлись, познав удовольствие сразиться с равным. Он рубил сверху вниз, и я останавливал его удары своим клинком; наши руки сохраняли твердость, и ни один не хотел уступать; мы одновременно отпрыгнули назад и пошли по кругу в ожидании, когда один из нас приоткроется. Рассекая воздух, мечи пропели смертельную песнь. Когда он сделал выпад, я молниеносно ударил его в левую руку, и в тот же момент он поддел кожаную птеригу, прикрывавшую мне бедро, и рассек плоть. Мы оба были покрыты кровью, но ни один из нас не остановился, чтобы позаботиться о своих ранах; мы слишком хотели покончить с этим. Раз за разом сверкали клинки, опускались, встречали отпор и разили снова.
Ища удобное место для удара, я осторожно поменял позицию. Гектор был чуть ниже меня, поэтому в моих доспехах должен быть зазор, где защита не столь надежна. Но где? Я почти добрался до его груди, но он быстро скользнул в сторону, и, когда он поднял руку, я заметил, что кираса отошла от шеи сбоку, куда не доходил шлем. Я отступил назад, заставив его последовать за собой. И тогда это случилось, я почувствовал досадную слабость в сухожилии правой пятки, от которой нога подвернулась и я оступился. Но даже когда я задохнулся от ужаса, мое тело сработало как противовес, удержав меня вертикально, но оставив открытым мечу Гектора.
Он тут же увидел эту возможность и бросился на меня со скоростью жалящей змеи, высоко подняв лезвие, чтобы нанести смертельный удар, во все горло крича от радости. Его кираса — моя кираса — с левой стороны шеи отодвинулась в сторону. Я ударил в тот же миг. Моя рука все-таки выдержала мощную силу его руки, опускавшей меч. Его меч с лязгом встретился с моим и отлетел в сторону. Мой клинок без помех продолжил свой путь и погрузился в левую сторону его шеи, между кирасой и шлемом.
Увлекая мой меч за собой, он упал так быстро, что я не успел подхватить его, чтобы помочь. Я выпустил рукоять, словно обжегшись, видя, как он лежит у моих ног, еще живой, но смертельно раненный. Его огромные черные глаза уставились на меня, говоря, что он знает об этом и принимает свою судьбу. Клинок наверняка рассек все кровяные жилы на своем пути и вошел в кость, но, пока он находился в ране, смерть не могла наступить. Гектор медленно, судорожно задвигал руками, пока они не сомкнулись на отчаянно остром клинке. В ужасе решив, что он хочет выдернуть его прежде, чем я буду к этому готов — буду ли я готов когда-нибудь? — я упал рядом с ним на колени. Но он больше не двигался. Он тяжело дышал, костяшки пальцев побелели от усилия, с которым он сжимал меч, из раненой руки сочилась кровь.
— Ты хорошо сражался.
Его губы дрогнули; он немного повернул голову набок и с усилием попытался заговорить. Из раны струей хлынула кровь. Я взял его лицо в ладони, покрытые его кровью. Шлем откатился в сторону, и его свернутая в кольцо коса черных волос упала в пыль, ее кончик начал расплетаться.
— Самым большим наслаждением для меня было бы сражаться с тобой бок о бок, а не лицом к лицу.
Хотел бы я знать, что он желал от меня услышать. И сказал бы все, что угодно. Почти.
В его глазах светилось понимание. Из уголка рта потекла тонкая струйка крови — его время быстро уходило, но мысль о его смерти все еще была мне невыносима.
— Ахилл…
Я едва расслышал свое имя и наклонил голову, пока мое ухо почти коснулось его губ.
— Что?
— Отдай мое тело… моему отцу…
Все, что угодно, но только не это.
— Не могу, Гектор. Я поклялся отдать тебя Патроклу.
— Верни меня… Если я пойду к Патроклу… твое тело скормят троянским псам.
— Будь что будет. Я дал клятву.
— Тогда все… кончено.
Он напряг все свои оставшиеся силы, и его руки еще крепче схватились за рукоять. Последним усилием он вытащил лезвие. Его глаза сразу же померкли, в горле заклокотало, из ноздрей выступила розовая пена, и он умер.