— Угрозы, пустые угрозы! Сервилия, ты пуста, как тростник!
— На самом деле речь пойдет не о Фаннии, — сказал Брут, прислушиваясь к голосам, доносившимся из-за двери.
— Я и не думал, что ты станешь обсуждать со мной Фанния, — сказал Цицерон, навостривший уши. — Кстати, мои поздравления с браком.
— Быстро же распространяются новости!
— Такие, как эта, разлетаются быстрее молнии, Брут. Я услышал ее от Долабеллы этим утром.
— От Долабеллы? А разве он не с Цезарем?
— Он был с Цезарем, но, получив, что хотел, вернулся, чтобы умиротворить своих кредиторов.
— И чего он хотел? — спросил Брут.
— Консульство и хорошую провинцию. Цезарь обещал, что в следующем году он будет консулом, а потом поедет в Сирию, — ответил Цицерон и вздохнул. — Как бы я ни пытался, я не могу не испытывать симпатии к Долабелле, даже теперь, когда он отказывается вернуть приданое Туллии. Он говорит, что ее смерть аннулировала все наши соглашения. Боюсь, он прав.
— Ни один римлянин не властен обещать консульство, — сказал Брут, нахмурясь.
— Я, конечно, согласен. Что ты хотел обсудить?
— Я уже говорил. Я думаю, мне следует встретить Цезаря на его пути к дому.
— О, Брут, не делай этого! — воскликнул Цицерон. — Уже поднялось облако пыли высотой в милю от стада олухов, спешащих встретить великого человека. Не унижайся, не присоединяйся к ним, Брут.
— Думаю, мне надо ехать. И Кассию тоже. Но что я должен сказать ему, Цицерон? Как мне угадать его планы?
Цицерон был озадачен.
— Меня бесполезно спрашивать, дорогой мой Брут. Я не приму в этом участия. Я остаюсь здесь.
— Чего я хочу, — сказал Брут, — это поговорить о тебе и о себе. Объяснить Цезарю, что я с тобой побеседовал и что наши мнения совпадают.
— Нет, нет, нет! — в ужасе закричал Цицерон. — Категорически нет! Упоминание обо мне ничего хорошего тебе не принесет, особенно после «Катона». Если он разозлился до такой степени, что написал этот безрассудный ответ, тогда я определенно persona non grata у Цезаря Рекса. — Он повеселел. — Я стал называть его Рексом. Ведь он поступает как царь, не правда ли? У Гая Юлия Цезаря Рекса есть и соответствующее великолепное кольцо.
— Мне жаль, что ты так настроил себя, Цицерон, но это не может изменить моего решения встретить его в Плаценции, — сказал Брут.
— Ну что ж, поступай, как считаешь нужным. — Цицерон поднялся. — Пора идти домой. В эти дни дорога забита народом. И чуть ли не каждый стремится меня навестить.
Цицерон поспешил к двери, радуясь тому, что за дверью тихо.
— Я говорил тебе, что получил очень странное письмо? Совсем недавно, от кого-то, кто заявляет, что он внук Гая Мария. Просит меня помочь ему, представляешь себе?! Я ответил, что, имея в родичах Цезаря, он не нуждается ни в чьей помощи.
У выхода он все продолжал говорить:
— Мой дорогой сын в Афинах, ты, конечно, знаешь. Он хочет купить себе экипаж. Я спрашиваю: зачем покупать экипаж? Для чего нам даны ноги, дорогой мой Брут, если не использовать их, особенно в таком возрасте? — Он хихикнул. — Я посоветовал ему попросить денег у матери. Отличный шанс получить!
Не успел Цицерон исчезнуть, как появилась Сервилия.
— Я возвращаюсь в Рим, — коротко сообщила она.
— Блестящая идея, мама. Я надеюсь, что к тому времени, как я введу Порцию в ее новый дом, ты примиришься с ситуацией. — Он помог ей подняться в экипаж. — Ты знаешь, я очень серьезен. Если ты будешь оскорблять меня, я тебя выселю.
— Я буду делать, что мне вздумается, и ты не тронешь меня. Только попытайся, и тут же увидишь, что станется с твоим состоянием. Единственный человек, который одержал надо мной верх, — это Цезарь, а ты, сын мой, даже и не мизинец его.
Озадаченный, он пошел искать Порцию, радуясь тому, что два самых неприятных посетителя сегодняшнего дня уже в прошлом. «Мать и мое состояние? Но как? Через кого? Через моего банкира Флавия Гемицилла? Нет. Через моего директора Матиния? Нет. Это Скаптий. Да, это Скаптий. Он всегда был ее человеком».
Его жена сидела в саду, глядя на персики, свисающие с ветвей. Услышав его шаги, она повернулась, лицо засияло, она протянула к нему руки. «О Порция, я так люблю тебя! Ты моя огненная опора».
— И что ты думаешь об этом? — требовательно спросила Сервилия у Кассия.
— Я, конечно, могу понять, почему ты возражаешь, Сервилия, но во многих отношениях Брут и Порция подходят друг другу, — ответил Кассий. — Да, я знаю, тебе ненавистно признать, что они пара, но тем не менее это так. Оба сухари, очень серьезные, скучные, ограниченные. Вот почему я отказался от стоицизма. Я не выношу ограничений.
Сервилия с любовью смотрела на родственника. Он такой воинственный, мужественный, такой бодрый и решительный. Как она рада, что он вошел в их семью! Ватия Исаврик, женатый на старшей Юнии, и Лепид, женатый на младшей, — это два педантичных аристократа. Их преданность Цезарю и связь их тещи с Цезарем плохо стыкуются в них. В то время как Кассий имеет прямое отношение к шокирующему их факту. Он женат на Тертулле и, значит, зять Цезарю, но это никак не влияет на их отношения в лучшую сторону.
— Тертулла говорит, что ты едешь встречать Цезаря, — сказала она.
— Да. С Брутом, надеюсь, если Порция все не переиначит. — Кассий усмехнулся. — Вряд ли она одобрит решение Брута выклянчить что-то у Цезаря, а?
— О, он уедет, ничего ей не сказав, — сказала Сервилия. — Но зачем это нужно?
— Мунда, — просто ответил Кассий. — Я рад, что Цезарь наконец победил. Я всегда относился отрицательно к некоронованному царю Рима, но, по крайней мере, сопротивление республиканцев уже не воскреснет. Брут, получивший прощение, не сделал с тех пор ни одного неверного шага. Он слишком скрытен, чтобы говорить то, что думает. Не знаю, что у него на уме. А я намерен получить свой пакет привилегий, сколь бы ни претило мне мое зависимое от него положение. Я хочу стать претором в следующем году, как и Брут, но к тому времени, как великий человек достигнет Рима, не останется ни одной вакансии. — Он с иронией посмотрел на Сервилию, между ними не было тайн. — Э-э-э, как неофициальный зять Цезаря, я заслуживаю хорошего отношения. Если подумать, у меня больше шансов получить Сирию, чем у Долабеллы. Ты согласна?
— Абсолютно, — ответила она. — Мое благословение. Поезжай.
6
Пока Цезарь и Октавий, проводя время в беседах, ехали по побережью Ближней Испании к перевалу через Пиренеи, морской порт Нарбон переживал такое волнение, какого не бывало с тех пор, как Луций Цезарь сделал его своей базой для кузена, воевавшего в Длинноволосой Галлии. Приятный город, расположенный в устье реки Атаг, был знаменит морепродуктами, особенно самой сочной в мире рыбой, плоской, водившейся на дне дельты и весьма неохотно позволявшей себя оттуда извлекать.