Женщины Цезаря - читать онлайн книгу. Автор: Колин Маккалоу cтр.№ 49

Клодию не понадобилось стараться, чтобы добывать информацию. Легаты, даже такие недовольные, как Секстилий, время от времени разговаривают. Обычно они говорили о Силии или о центурионе другого легиона, Луции Корнифиции, который, несмотря на имя, не был из влиятельной семьи.

Оказалось совсем нетрудно найти, где в Тигранокерте обосновался Силий. Он и Корнифиции обитали в малом дворце, принадлежавшем сыну Тиграна. Они там жили с восхитительными женщинами, и им прислуживало столько слуг, что хватило бы на целую когорту.

Публий Клодий, патриций знатного рода, явился к ним в гости и, как греки перед Троей, принес подарки. Конечно, не размером с деревянного коня! Небольшой мешочек грибов, которые дал ему Лукулл (он любил экспериментировать с такими веществами), и сосуд великолепного вина, такой большой, что потребовалось трое слуг, чтобы нести его.

Приняли его неохотно. Оба центуриона хорошо знали, кто такой Клодий, кем он приходился Лукуллу, как он вел себя на марше, в лагере у стен города и во время сражения. И личность Клодия не производила на них впечатления. Он был среднего роста, слишком заурядного телосложения, чтобы выделяться из толпы. Их восхитила его наглость — он явился словно хозяин. Не переставая болтать, Клодий удобно устроился на большой гобеленовой подушке между ложами, где оба легионера развлекались с подвернувшимися в данный момент женщинами, вынул свой мешок с грибами и принялся рассказывать им, что произойдет, когда они попробуют этот необычный продукт.

— Поразительная вещь! — разглагольствовал Клодий. — Попробуйте! Но жевать надо медленно, и не ждите, что нечто произойдет мгновенно. Надо подождать.

Силий не торопился воспользоваться приглашением. Он заметил, что и Клодий не подал примера и не стал жевать сморщенные кусочки — ни быстро, ни медленно.

— Чего ты хочешь? — резко спросил он.

— Поговорить, — ответил Клодий и впервые улыбнулся.

Это был всегда шок для тех, кто никогда не видел улыбающегося Публия Клодия. Улыбка преображала его вечно напряженное, недовольное лицо в нечто такое милое, обаятельное, что вдруг все вокруг тоже начинали улыбаться. И как только Клодий улыбнулся, тотчас расцвели улыбки на лицах Силия, Корнифиция и обеих женщин.

Но фимбрийца не так-то просто было провести. Клодий был враг — и намного серьезнее, чем любой армянин, сириец или кавказец. Поэтому после того, как улыбка исчезла с лица Клодия, Силий сохранил скептицизм.

Клодий почти ожидал именно такого развития событий. Это входило в его план. За те четыре года, что он слонялся по Риму, он обратил внимание на то, что те, кто ниже его по положению, с большим подозрением смотрят на любого высокорожденного. Они не могли понять, почему какой-то высокорожденный хочет посещать трущобы.

Клодий, никем не руководимый, отвергнутый своим классом, отчаянно желавший делать хоть что-то, поставил себе целью устранить недоверие к себе. Сознание достигнутой победы согревало его. И еще он обнаружил, что ему нравится находиться в такой компании. Ему нравилось чувствовать, что он лучше образован и умнее присутствующих. Это давало ему преимущество, которого он был лишен, находясь среди равных. Он ощущал себя гигантом. Всем своим видом он давал понять: вот знатный человек, которого действительно волнует судьба простых людей, вот аристократ, которому нравятся простые люди, их жизнь. Он знал, как втереться к ним в доверие и чувствовать себя среди них как дома. Он наслаждался новым способом лести.

Его метод заключался в разговоре. Никаких громких слов, никаких небрежных ссылок на греческих драматургов и поэтов, ни одного намека на то, что эта компания, или это вино, или его окружение ему не нравятся. И пока он говорил, он усердно угощал аудиторию вином, делая вид, что и сам много пьет, но внимательно следил за тем, чтобы оставаться самым трезвым в комнате. Он умел притвориться очень пьяным. Он валился под стол, падал со стула, выбегал из комнаты, делая вид, что его рвет. Первый раз, когда он попытался заговорить со своей намеченной жертвой, все держались довольно сдержанно. Но он пришел во второй раз, потом в третий, потом и в четвертый… Он ходил до тех пор, пока даже самый осторожный из компании не вынужден был признать: да, Публий Клодий действительно замечательная личность, совсем обыкновенный парень, который просто имел несчастье родиться знатным. После того как доверие было установлено, Клодий почувствовал, что может манипулировать всеми, как хочет, — при условии, что никогда не выдаст своих тайных мыслей и чувств. Он быстро понял, что перед ним — неотесанные, необразованные парни, отчаянно жаждущие похвалы тех, кто выше их. И только и ждут, чтобы ими кто-то занялся.

Марк Силий и Луций Корнифиций ничем не отличались от прочих завсегдатаев римских таверн, даже если они и оставили Италию в семнадцать лет. Суровые, жестокие, безжалостные — да. Но Публию Клодию эти двое центурионов казались податливыми, как глина в руках скульптора. Он был уверен в успехе. Это совсем легко…

Силий и Корнифиций признались себе, что Клодий им нравится, что он их забавляет. И Клодий стал делать вид, что дорожит их мнением. Он стал спрашивать, что они думают о том, об этом, всегда выбирая вещи им известные, позволяя им чувствовать себя знатоками. Он притворялся, что восхищается ими — их энергией, их выносливостью в солдатской службе, очень важной для Рима. Наконец он стал равным им, их другом, одним из мальчиков, светом в темноте. Он был одним из них, рассуждали центурионы, но как один из нас он сможет обратить внимание Сената и комиций на наше ужасное положение. О, он молод, почти мальчик! Но мальчики вырастают, и, когда ему будет лет тридцать, он войдет в священные порталы Сената, он поднимется по cursus honorum так же беспрепятственно, как скатывается вода по полированному мрамору. В конце концов, он — из Клавдиев, он представитель семьи, которая много поколений существования Республики давала Риму консулов. Он — один из них. Но и — один из нас.

И только во время пятого визита Клодий затронул тему трофеев и дележа Лукуллом добычи.

— Несчастный скряга! — не очень внятно произнес Клодий.

— Э-э? — спросил Силий, навострив уши.

— Да мой уважаемый зять Лукулл. Всучил такому войску, как вы, парни, жалкие гроши. Тридцать тысяч сестерциев каждому, когда в Тигранокерте было восемь тысяч талантов!

— Он нас обделил? — поразился Корнифиций. — Он всегда говорил, что предпочитает делить трофеи сразу после сражения, а не после своего триумфа, чтобы казначейство не могло нас обмануть!

— Он хочет, чтобы вы так думали, — сказал Клодий, проливая вино из чаши. — Вы знаете арифметику?

— Арифметику?

— Ну, складывать, вычитать, умножать и делить числа.

— А-а, немного, — сказал Силий, не желая показаться неграмотным.

— Одно из преимуществ наличия собственного преподавателя, когда ты маленький, — тебя учат решать задачи, решать, решать. И тебя больно секут, если не можешь решить задачу! — пьяно хихикал Клодий. — Я вот сел и сделал несколько расчетов, например умножил таланты на добрые, старые римские сестерции, потом разделил их на пятнадцать тысяч. И могу сказать тебе, Марк Силий, что люди в твоих двух легионах должны были получить в десять раз больше каждый! Эта высокомерная, кичливая дырка от задницы — мой зятек — вышел на ту рыночную площадь с видом щедрого начальника, а сам сунул кулак в задницу каждого фимбрийца! — Клодий с силой хлопнул кулаком по ладони левой руки. — Слышите? Это еще что по сравнению с кулаком Лукулла в ваших задницах!