Фавориты Фортуны - читать онлайн книгу. Автор: Колин Маккалоу cтр.№ 238

Долина реки Пад была покрыта буйной растительностью, плодородная, снабжающая богатым фуражом, а городские зернохранилища — хлебом. Поскольку теперь Спартак систематически грабил города и получал хорошую добычу, он не внушал к себе любви граждан Италийской Галлии.

В Мутине, на полпути к Альпам, огромная армия повстанцев встретилась с губернатором Италийской Галлии, Гаем Кассием Лонгином, который храбро попытался заблокировать их продвижение одним легионом. Хоть это был и смелый поступок, он не мог увенчаться успехом. Легат Кассия, Гней Манлий, пришел через два дня с другим легионом из Италийской Галлии, и его постигла та же участь, что и Кассия. Оба раза, когда римские войска вступали в бой, это означало, что Спартак собирал свыше десяти тысяч комплектов оружия и доспехов на поле боя.

Последний римлянин, с которым Спартак говорил лично, был трибун, захваченный во время первого поражения Геллия, за несколько месяцев до этого. Ни в Адрии, ни в Фирме он не видел близко ни Геллия, ни Клодиана, ни Аррия. Но теперь, в Мутине, у него имелись два высокопоставленных римских пленника, Гай Кассий и Гней Манлий, и ему хотелось побеседовать с ними: самое время позволить парочке членов Сената увидеть человека, о ком говорят вся Италия и Италийская Галлия! Самое время Сенату узнать, кто он такой. Ибо он не намеревался ни убивать, ни задерживать Кассия и Манлия. Он хотел, чтобы они вернулись в Рим и доложили о случившемся лично.

Однако он держал их в цепях и позаботился о том, чтобы, когда их приведут к нему, он восседал на подиуме в белой тоге. Кассий и Манлий с удивлением смотрели на предводителя мятежников, но когда Спартак обратился к ним на хорошей кампанской латыни, они поняли, кто он такой.

— Ты — италик! — сказал Кассий.

— Я — римлянин, — поправил его Спартак.

Кассия нелегко было запугать. Его род был воинственным и очень жестоким, и если кто-то из Кассиев совершал военную ошибку, он не убегал с поля боя. И этот Кассий доказал, что он настоящий член своей семьи. Он поднял руку в оковах и погрозил кулаком большому, красивому человеку, восседающему на подиуме.

— Избавь меня от унижения, сними эти оковы — и ты будешь мертвым римлянином! — прорычал он. — Ты дезертировал из легиона, да? И оказался на арене фракийцем!

Спартак покраснел.

— Я не дезертир, — высокомерно ответил он. — Во мне ты видишь римского трибуна, который был несправедливо обвинен в мятеже в Иллирии. И ты считаешь свои оковы унижением? А чем, ты думаешь, я считал мои оковы, когда меня послали в школу такого червя, как Батиат? Одни оковы стоят других, Кассий, проконсул!

— Убей нас — и покончи с этим! — сказал Кассий.

— Убить вас? О нет, я не собираюсь этого делать, — улыбнулся Спартак. — Я сейчас освобожу вас. Но сначала вы почувствуете унижение рабских цепей. Затем вы вернетесь в Рим и расскажете Сенату, кто я, и куда направляюсь, и что я намерен делать, когда попаду туда, и кем я буду, когда вернусь сюда.

Манлий шевельнулся, словно хотел что-то сказать, но Кассий повернул голову и так посмотрел на Манлия, что тот затих.

— Кто ты? Мятежник. Куда ты идешь? К гибели. Что ты будешь делать, когда придешь туда? Гнить. Чем ты будешь, когда вернешься? Бессмысленным бесплотным духом, без материи и тени! — фыркнул Кассий. — Я буду счастлив все это доложить Сенату.

— Тогда передай Сенату это, пока хочешь это сделать! — огрызнулся Спартак, вставая и срывая с себя тогу.

Он стал с остервенением топтать ее, как собака, роющая землю задними лапами. Потом пнул ее ногой и сбросил с подиума.

— В моей армии восемьдесят тысяч солдат, все хорошо вооружены и обучены сражаться, как римляне. Большинство из них — самниты и луканцы, но даже рабы, которые пришли в мою армию, — храбрые люди. У меня добычи на тысячу талантов. И я иду, чтобы соединиться с Квинтом Серторием в Ближней Испании. Вместе мы разгромим армии Рима и полководцев в обеих Испаниях, а потом вернемся в Италию. У вашего Рима нет никаких шансов, проконсул! Еще до конца следующего года Квинт Серторий сделается диктатором Рима, а я стану начальником конницы!

Кассий и Манлий слушали это молча. Ярость, страх, гнев, замешательство, изумление сменялись на их лицах, и наконец, когда они поняли, что Спартак закончил свою речь, — веселье! Оба, закинув головы, расхохотались, а Спартак стоял, чувствуя, как краска медленно заливает его лицо. Что такого он сказал, что вызвало такой хохот? Они смеются над его смелостью? Они считают его сумасшедшим?

— Да ты дурак! — проговорил Кассий, вытирая выступивший от смеха слезы. — Ты — деревенщина! Ты — олух! Неужели у тебя совсем нет мозгов? Конечно, нет! Ты даже не задница римского полководца! Какая разница между твоей ордой и оравой дикарей? Никакой, и это чистая правда. Не могу поверить, что ты не знаешь, но ты действительно ничего не знаешь!

— Чего я не знаю? — спросил Спартак, бледнея.

Уже не было места гневу. Насмешки Кассия больше не злили вожака восставших. Спартаком овладел страх.

— Серторий мертв! Убит своим собственным старшим легатом Перперной прошлой зимой. В Испании больше нет повстанческой армии! Только победные легионы Метелла Пия и Помпея Магна, которые скоро возвратятся в Италию, чтобы расправиться с тобой и со всей твоей ордой дикарей!

И Кассий снова засмеялся.

Спартак не дослушал, он бросился вон из комнаты, зажав уши, и разыскал Алусо.

Мать сына Спартака, Алусо ничего не могла сказать, чтобы успокоить своего мужа. Он покрыл голову своим алым плащом, который подхватил с ложа, и плакал, плакал, плакал.

— Что мне делать? — спросил он ее, раскачиваясь всем телом. — У моей армии нет цели, у моих людей нет дома!

Волосы свисают над лицом, колени широко расставлены, она сидит на корточках, в руках чаша с кровью, где плавают костяшки пальцев и вызывающая суеверный страх оторванная рука Батиата. Алусо помешала кости, пристально посмотрела на них и что-то пробормотала.

— Большой враг Рима на западе мертв, — сказала она наконец, — но большой враг Рима на востоке еще жив. Кости говорят, что мы должны идти, чтобы соединиться с Митридатом.

О, почему он не подумал об этом сам? Спартак отшвырнул плащ, посмотрел на Алусо сквозь слезы.

— Митридат! Конечно, Митридат! Мы пойдем через Восточные Альпы в Иллирию, пересечем Фракию, пойдем к Эвксину и явимся в Понт. — Он вытер нос тыльной стороной ладони, вздохнул, дико посмотрел на Алусо. — Фракия — твоя родина, женщина. Ты хотела бы там остаться?

Она презрительно фыркнула:

— Мое место — с тобой, Спартак. Знают они это или нет, бессы — покоренный народ. Ни одно племя в мире не в состоянии противостоять Риму. Только великий царь Митридат это может. Нет, муж, мы не останемся во Фракии. Мы присоединимся к царю Митридату.

* * *

Одной из множества проблем, связанных с такой огромной армией, какая была у Спартака, являлась невозможность прямой связи со всеми солдатами и командирами одновременно. Спартак собрал всех и сделал все возможное, чтобы его сторонники и их женщины поняли, почему они должны повернуть обратно и по Эмилиевой дороге возвратиться в Бононию, откуда двинуться по Анниевой дороге на северо-восток, в Аквилею и Иллирию. Большинство не поняли ничего. Кто-то почти не слышал слов предводителя. Многие получили искаженную версию сказанного. Кроме того, большинство италиков боялись восточных монархов. Квинт Серторий был римлянин. Митридат был варвар, который ел италийских младенцев. Он всех сделает рабами.