– Рита, я могу еще подумать о том, чтобы пойти работать к
Рудину, но о том, чтобы помогать в расследовании сейчас, и речи быть не может.
Я не стану связываться с нарушением закона. Здесь очень суровое местное
начальство, и мне не нужны неприятности за занятие детективной деятельностью
без лицензии. Тебе понятно?
– Мне понятно, что ты просто упрямый, несносный тип! –
Она почти кричала.
И я вдруг понял, что ей было бы очень приятно, если бы ее
нынешний любовник смог нанять на работу ее бывшего мужа. Я, дескать, вышла
замуж за барина, а мой-то бывший, которого я бросила, теперь у него в холопах
ходит. Ну, Ритка, ну, стервочка!
– Согласен, – миролюбиво сказал я, с трудом сдерживая
смех. – Я упрямый и несносный. Но сидеть в тюрьме я не хочу. И иметь
неприятности тоже не хочу. Имею я право этого не хотеть? Имею. У тебя есть
возражения?
– Ты все-таки подумай. – Она чуть сбавила тон. – И
если надумаешь, позвони Рудину. Вот его телефон.
Она протянула мне глянцевый прямоугольник визитной карточки,
на которой было написано: «Киноконцерн РУНИКО. Рудин Борис Иосифович.
Президент». Ниже – московские адреса и телефоны, а на обратной стороне
шариковой ручкой нацарапан телефон местной гостиницы. Я сунул визитку в карман.
Только сейчас я обратил внимание, что уже совсем стемнело, буквы на визитке я
различал с трудом.
Я повернулся к Лиле и увидел, что она читает, поднеся раскрытую
книгу к самым глазам. Все-таки я плохой отец, и меня не извиняет тот факт, что
и Рита – плохая мать. Пока я решаю свои проблемы, мой ребенок дочитается до
близорукости.
Мы вместе дошли до выхода с пляжа. Рите нужно было
поворачивать налево, к гостинице, а нам с Лилей – направо.
– Что у вас будет на ужин? – придирчиво спросила Рита.
Я спохватился, что не купил никакой еды, а ведь магазины-то
уже закрыты. Правда, открыты палатки, но тем, что там продается, детей кормить
нельзя: соленые орешки, кексы, консервированные сосиски. Надеяться на то, что
нас покормит Ирочка, было можно, но неприлично, мы и так сегодня ели
приготовленный ею обед.
– Сегодня мы идем в ресторан, – независимо ответил
я. – И будем есть форель с жареной картошкой. Да, Лиля?
Лиля посмотрела на меня своими огромными глазищами, в
которых застыл немой вопрос, и тихо ответила:
– Да, папа.
Глава 6
Лиля уже давно спала, а я все крутился с боку на бок на
своей кровати. Я знал, что за стеной не спит Татьяна, и эта мысль почему-то
мешала мне успокоиться и заснуть.
Когда мы вернулись, Ирочки не было дома. Оказывается, она
возвращалась, чтобы приготовить ужин, и снова ушла куда-то с Мазаевым. Таня
сидела в своей комнате над материалами о пожаре.
– Хочу их побыстрее прочесть и отдать, – объяснила она. –
Не дело это, когда служебные документы находятся в чужих руках. У парня могут
быть неприятности. Да и мне спокойней.
Даже в литературном творчестве она оставалась следователем.
– Приходила ваша жена. Она вас нашла на пляже?
– Да, спасибо, Танечка.
– Она у вас красивая.
Татьяна сказала это без зависти, но и без восхищения. Просто
констатировала факт. Следователь.
– Она у меня бывшая.
– Да? Я не знала.
– Разве Лиля вам не говорила? Мы уже три года в разводе.
– Дима, вам бы следовало давно уже перестать удивляться. Из
вашей девочки слова не вытянешь, если специально не спрашивать. Из нее вырастет
превосходная «ямка».
– Кто из нее вырастет? – не понял я.
– Ямка, в которую можно пошептать про свои тайны, засыпать песочком
и быть уверенным, что никто никогда ничего не узнает. Она умеет держать язык за
зубами.
– Что да – то да, – согласился я, невольно любуясь
Таниными светлыми волосами и пухлыми, но очень ухоженными пальчиками.
С каждым часом она нравилась мне все больше и больше, и я
начал сам себе удивляться – почему же я раньше совершенно не воспринимал полных
женщин? Ритка мне глаза застила, что ли?
Тогда я пожелал Тане спокойной ночи и отправился к себе, но
вот прошло уже полтора часа, а я все не засыпал. И Ирочка, судя по всему, еще
не вернулась, во всяком случае, ни ее шагов, ни голоса я не слышал, а слух у
меня хороший.
Осторожно, стараясь не разбудить Лилю, я встал, натянул
джинсы и рубашку, сунул ноги в резиновые пляжные шлепанцы и вышел на галерею.
Обогнув дом, я сразу увидел свет, падавший из окна комнаты, которую занимали
девушки. Значит, Таня все еще читает документы.
Ступая на цыпочках, я подкрался к окну и заглянул в него.
Так и есть, обе кровати пусты, Ирочка еще гуляет со своим социологом, а Таня
быстро набирает текст на компьютере, поглядывая в лисицынские бумаги. Минут
через пять я очнулся и понял, что стою как дурак и таращусь на Татьяну, не в
силах пошевелиться. Она все-таки действует на меня завораживающе.
Решение созрело в моей голове раньше, чем я вообще успел
что-либо понять. Я быстро вошел в комнату, подошел к Татьяне и взял ее за руку.
– Пойдем, – сказал я шепотом, удивляясь себе и плохо
понимая, что я делаю и зачем.
– Куда? – так же шепотом ответила она.
– В сад.
– Зачем?
– Затем. Пойдем.
Она послушно поднялась и спустилась вслед за мной по
лестнице. Я повел ее в темную ароматную глубину сада, ни секунды не сомневаясь
в том, что делаю все правильно. Не знаю, откуда появилась эта уверенность.
Просто я знал, и все.
Я обнял Татьяну и начал целовать ее спокойно, нежно, без
напора и спешки. И она отвечала мне так же спокойно и уверенно, словно мы уже
много лет были женаты и жили вместе и мой внезапный порыв казался ей совершенно
естественным и не вызывал ни удивления, ни смущения. Постепенно мои ласки
становились все более требовательными, и Таня откликалась на них тихими стонами
и умелыми движениями руки. Ее пышная грудь под тонкой трикотажной майкой не
была стеснена ничем и так удобно ложилась в мою ладонь, будто самой природой
была предназначена для моих рук. Возбуждение нарастало медленно, и не было в
нем той страстной оголтелости, которая всегда охватывала меня и с Ритой, и с
другими «стройными и длинноногими». Я плыл по волнам, тихонько покачиваясь, и
было мне так хорошо, как совсем недавно во сне.
Мы медленно опустились на траву, и я еще успел подумать, как
удачно, что юбка у Татьяны из какой-то темной ткани…
Потом мы еще долго молча стояли, обнявшись, и она гладила
меня по спине и по плечам, а я целовал ее волосы и висок и думал о том, что мой
ангелочек с крылышками и пухлой попкой достал из своего стеклянного барабана
самый счастливый билетик, и после этого, наверное, пойдет сплошная полоса
неудач, но это черт с ним. За все нужно платить, и за вовремя вытащенный
счастливый билетик тоже.