1993 - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Шаргунов cтр.№ 116

– Твоя удача, у меня их две, – солидно сказал мальчик, выдавая ему красную зажигалку.

Виктор не знал, сколько времени утекло, наверно, минута-другая, когда по краю рощи они подобрались к темному торцу здания.

Со стороны фасада неисчерпаемые яркие очереди по-прежнему поливали улицу.

Чиркнула первая зажигалка, вторая… Действуй! Не убьют, не боюсь, я всё могу… Тугое колесико, ну, ну… Встряхнул зажигалку, досада: “Неисправная!” Отвернувшись от других, высек огонек, мгновенно приблизил кляп, тот затрещал, весь полыхнул, заломило плечо, не медли… Бросок! Бутылка пролетела прямым попаданием в серое окно. Звон! Звон, еще звон…Множественный звон разбитых стекол… Беги!

Он швырнул свое тело к роще, вкатился кубарем, зарылся в землю, вдохнул прелые листья, пополз, слыша, как из здания напротив строчит запоздалый, запоздалый, сука, тупой, сука, пулемет, и с хрустом падает срезанная ветка.

Продолжая лежать на листьях, он развернулся, чтобы посмотреть.

Угол проклятой цитадели охватил пожар. Высокий огонь развевался на ветру, как шелковое знамя.

– Всех прихлопнули, да? – гоготнули за деревьями.

– Не всех, бля, – ответил кто-то гневный. – Троих токо. Другие драпанули, козлы! Троих уложили, да. Один мелкий. Гаврош, бля. Я бы его родителей сам придушил. Во-о-н лежит, во-о-н.

Так Виктор узнал, что в Останкине среди народа уже появились чужие. Но сейчас ему было не до того.

Он рывком поднял себя на ноги и увидел всё своими глазами. Впереди, невдалеке от горящего здания, темнели три тела. Возле одного из них, самого короткого, лежало что-то круглое, похожее на вторую голову, – он признал каску.

Стрельба из зданий как по команде прекратилась. По улице с рокотом двигалась колонна бэтээров. Люди высыпали из-за деревьев и встали на тротуаре.

Натыкаясь на упругие ветки, Виктор выбрался навстречу последней надежде.

– Дождались! – одинокий женский крик и голоса: “Тише, тише, не надо!”

– Ура Туле! – пьяноватый вопль, и снова: “Да замолчи ты!”

Первый бэтээр поравнялся с техническим корпусом, плавно повернул пулемет и длинной очередью прошил первый этаж. Следующий бэтээр, повторив поворот пулемета, выдал очередь по второму этажу.

– Наши! – закричал старик в шляпе, бросаясь Виктору на шею.

– Наши! – закричал Виктор.

…После девяти на Тверской людей стало значительно больше.

“Гайдар, Гайдара, Гайдару”, – то и дело мелькало в разговоре. Шли под впечатлением от телевидения. Там со специальной речью выступил вице-премьер Гайдар и призвал идти сюда.

Повалившие от метро были попроще, чем те, кого наблюдала Лена, когда только подъехала. Они с ходу помогали укреплять баррикаду или разжигать новые костры, разбирали ленточки, стягивались под балкон, на котором настраивался микрофон для митинга, или вставали поближе к огню, включали радиоприемники, знакомились, начинали разговор. Лена влилась в один такой круг, слушая и всматриваясь.

– Я из Архангельска, билет сдал, чтобы остаться. – Мордатый паренек с толстым рюкзаком за спиной прикрывал грудь кулаками, словно приняв боксерскую стойку. – Хоть в Москве как нормальный человек побывал. Раньше, помню, в колбасных поездах меня мать возила. А потом вообще крындец: жрачка по талонам.

– Власть зовет, значит, дело худо, – приземистый мужчина кутался в плащ-палатку. – Дело худо…

– По “Маяку” передавали, – волновалась пожилая полная женщина, – Хасбулатов в гостинице “Россия” своих чеченцев разместил. Добровольцы пришли, их всех выселили.

– И правильно! Гнать их надо! – звонко поддержала другая. – Пускай в Чечню уезжает, там командует.

– Руцкой – ворюга, – хрипло сказал мужик, державший на коротком поводке овчарку. – Все бумаги показали, где его подпись. Все счета его известны. Боится, что посадят.

– Его не сажать, стрелять надо! – возразил мужик с лицом, в мерцании огня похожим на топор.

– У меня брат в Афгане погиб, я до сих пор не оправилась. – Резкий блик высветил ярко накрашенные губы и впалые щеки. – Коммунисты вернутся, опять войну затеют.

– Не одну! Сразу со всем миром! – громко сказал парень с приделанными к поясу сабельными ножнами, которые, оттягивая ему джинсы, кончиком касались асфальта.

– Моих раскулачили по отцу и по матери, – негромкий распевный голос. – Отцу пять лет было. Пришли, дом сломали, всех на снег. Из четверых детей он один выжил. У меня у самой двое. Если бы нас так…

– Власть зовет, значит, дело худо, – повторил мужчина в плащ-палатке. – Худо дело…

– Да не каркайте! – накинулись на него.

Собака вздрогнула, зарычала и несколько раз пролаяла в огонь.

– Джим, фу!

– Оружия нет, красный перец взяла молотый! Коммуняки пойдут, в глаза сыпану! – хохотнула тетка, костер высветил ее жизнерадостное лицо.

– Там не одни коммунисты, – похожая на завуча дама колыхнула высокой прической, отбросившей сказочную тень на здание, – там фашисты настоящие. Со свастиками.

– Внимание, внимание, на нас идет Германия! – зашелестело во мраке потешливое, девчачье.

– Свастики настоящие! – продолжала завуч сердито. – А у меня отца на войне убили. Телевизор посмотрела, дурно стало. Господи, да они там со свастиками и с автоматами.

– Бизнес. Небольшой, но свой, – основательно цедил крепыш в кожаной кепке. – Торговля. Всех обзвонил. Обещали быть.

– Ворье! – снова подал голос мужик с собакой. – Тыща депутатов, мать честная, за зарплаты держатся, за квартиры, за “Волги”… – Овчарка крупно вздрогнула и зарычала, словно заводясь для нового лая. – Джим, фу!

Теперь вздрогнула Лена. Она как будто узнала этот голос. Вернее, не голос – интонацию. Окрик, обращенный к собаке. В тесном кругу никак не получалось заглянуть хриплому в лицо, и ей оставалось только прислушиваться к каждой его фразе, гадая, он или не он.

С балкона какая-то растроганная женщина обратилась в микрофон: “Здравствуй, Москва!” Улица зашумела, овчарка залаяла, люди забранились, завуч попросила:

– Уберите свою собаку! И без нее неспокойно.

Хрипло огрызнувшись, хозяин вытянул овчарку из круга, Лена выскользнула тоже и подошла ближе.

Вроде похож, просто раздобрел, но ростом будто убавился. Темнота и миновавшие годы не позволяли признать его точно, и она бы, наверное, так и не признала, если бы он сам не сказал удивленно:

– Лена!

– Костя!

– Лена, ты совсем не изменилась!

Он не был таким подтянутым, как раньше, освободился от черной полоски усов, и только черноплодные навыкате глаза были прежними, это она поняла даже в темени. Они заговорили наперебой, жарко, словно не было между ними ничего плохого, да и встретились не за баррикадой, а посреди обычной жизни.