– Дело-то, Виктор Алексеевич, тухлое, это же было ясно
с самого начала. Пьющая неуравновешенная девица, у которой крыша поехала, могла
уйти из дома с кем угодно и куда угодно, и концов тут не найдешь. А Настя себя
переоценила, вцепилась в свои заумные версии, потратила столько сил, а в
результате получила нервный срыв и дырку от бублика. Я ее понимаю, первое
самостоятельное дело, конечно, хочется, чтобы оно оказалось каким-нибудь
заковыристым, с мафиозной подоплекой. Но давайте не забывать, что, несмотря на
рост организованной преступности, половина убийств, если не больше, все равно
остается «бытовухой». Ревность, месть, деньги, зависть, семейные скандалы –
одним словом, простые человеческие чувства.
И никакой мафии там даже близко не лежит. Настя не хотела с
этим смириться, ей нужно было громкое убийство, она принялась придумывать
версии одна заумнее другой и на их проверку израсходовала все силы и время.
– Нет, Володя, не верю, что все так просто, – покачал
головой Гордеев. – Мы с тобой знаем ее не один год, хватка у нее мертвая,
Настасья никогда рук не опускает. Да, она может разнервничаться и заболеть, но
она не отступит. Умирать будет – сцепит зубы, но дело сделает. Нет, не верю.
Нечисто здесь, сынок, я чувствую. Надо с ней что-то делать. Вот выздоровеет
она, выйдет на работу, и я доложу по команде, пусть назначают служебное
расследование. Буду настаивать, чтобы ее уволили из органов. Хоть я ее люблю,
как и каждого из вас, но предательства и трусости терпеть не стану.
«Все, Стасенька, сдал я тебя с потрохами. Поглядим теперь,
какой у нас Ларцев, кровожадный или добрый. Увольнять тебя он, конечно, не
позволит, ему это служебное расследование ни к чему. Сейчас он должен из себя
корчить благородного и будет мне советовать перевести тебя с оперативной работы
куда-нибудь в тихое место. Интересно, какую должность он для тебя присмотрел?
Вроде ему полегче стало, он понял, какой линии ему надо придерживаться. Сейчас
я его совсем успокою, пусть дух переведет перед последним ударом, а уж потом…
Или пан, или пропал. Ох, Стасенька, деточка, знала бы ты, как мне сейчас
больно, сердце разрывается.
Жалко Володьку, дороже дочери у него никого нет на свете.
Ведь по святому бью, будь я проклят!»
– Ну зачем вы так, Виктор Алексеевич, сразу уж и
увольнять. Не надо девчонке жизнь ломать. Вы правы, для оперативной работы она
не годится, слабовата в коленках. Но она не может быть нечестной, я вам
ручаюсь, голову готов прозакладывать. Самое милое дело – перевести ее в Штаб, в
информационно-аналитическое управление, пусть там свои любимые цифры
складывает. Там от нее пользы больше будет, да и работа спокойная, без нервных
перегрузок.
– Не знаю, не знаю.
Гордеев поднялся с кресла и принялся медленно ходить по
кабинету. Для его подчиненных это было верным признаком, что начальник
находится в процессе принятия сложного решения. Он остановится только тогда,
когда решение будет принято.
– С этим надо как следует разобраться. До истечения
двухмесячного срока еще есть время, так что закрывать вопрос рано. Я сам этим
займусь. Или поручу кому-нибудь. Да вот хоть тебе, ты это дело начинал, тебе и
карты в руки.
– Конечно, Виктор Алексеевич. Если в деле Ереминой
что-то есть, я докопаюсь, а нет – так нет. Хотя я уверен, что убийство
банальное.
Гордеев посмотрел на часы. С момента появления Ларцева
прошло полчаса. Полковнику удалось уложиться в срок, 6 котором он договорился с
Жереховым. Он начал произносить какие-то общие необязательные фразы, когда
резко распахнулась дверь.
– Виктор Алексеевич, у нас ЧП. В кабинете Павла
Васильевича убит капитан Морозов!
Когда от толпы людей, сгрудившихся возле кабинета Жерехова,
отделился майор Ларцев и направился к выходу, два человека, сидящих в машине во
внутреннем дворе здания ГУВД, получили сигнал «приготовиться». Держась на
почтительном расстоянии, они проследовали за объектом до станции метро,
сократили дистанцию на эскалаторе, сели вместе с ним в поезд. Ларцев вышел из
метро неподалеку от своего дома, купил в киоске пачку сигарет, прошел немного
вперед до сквера, сел на лавку и закурил.
Наблюдающие получили задание проследить, не попытается ли
Ларцев с кем-нибудь связаться. В пути следования он несколько раз задевал
прохожих и пассажиров и коротко извинялся, и было нелегко понять, не являлось
ли это условным контактом. По телефону он не звонил, никуда не заходил и ни с
кем не разговаривал. Просто сидел на лавочке и курил.
Наблюдающие купили по паре горячих чебуреков и задумчиво
жевали их, не сводя глаз с неподвижной фигуры в сквере.
Майор Ларцев купил в четвертом по счету от метро киоске
пачку сигарет «Давыдофф», подав тем самым условный сигнал о необходимости
срочной связи, и стал наблюдать за киоском.
Он вовсе не имел намерения вступать в контакт с теми, кто
его шантажировал. Убийство Морозова ошеломило его. Ведь Анастасия сделала все,
как они хотели, почему же они нарушили обещание? Почему убили Морозова?
Выходит, верить им нельзя и все их слова о том, что Надя
будет возвращена немедленно, как только уляжется волна и опасность минует,
могут оказаться ложью. Может быть, девочки уже нет в живых? Он не имеет права
ждать, он должен найти их и сам спасти своего ребенка. Больше никаких
переговоров и обещаний, на них полагаться, как выяснилось, нельзя. Надо
проследить, кто снимет сигнал, и взять его за горло. Так, по цепочке, можно
дойти до Главного, а уж у него он вырвет свою дочь, даже если придется его
убить.
Ларцев внимательно смотрел в сторону киосков, но ничего
интересного пока не происходило. Сам продавец никуда не выходил, продавцы из
соседних киосков – тоже. Надежда была на то, что сигнал должен снять кто-то из
постоянно находящихся в торговой зоне, то есть продавец, который и должен
выйти, чтобы позвонить и сообщить о подаче сигнала. В случае, если этим
человеком оказывался не продавец, а покупатель, которому продавец просто
сообщает, что Ларцев купил пачку сигарет «Давыдофф», вся затея теряет смысл.
Отследить покупателей он не сможет. Но все-таки надежда была… Он мерз на мокрой
холодной лавке, наблюдал за киосками и думал о Наде. Как она там? Кормят ли ее?
Не заболела ли?
Мысли его плавно перетекли на то, что шантажировавшие его
люди обладали практически всей мыслимой информацией о девочке: куда и когда она
ходит, когда и чем болеет, какие отметки получает, с кем дружит. За Надей
следили постоянно, но информация была такая, которую не всегда можно получить
обыкновенным наружным наблюдением. Казалось, этих людей информируют и учителя,
и врачи из поликлиники, и родители ее подружек. Хотя Ларцев понимал, что этого
просто не может быть. Как же это у них получается?
Внезапно он напрягся. Эта женщина. Лет за 40, крепкая,
полноватая, с простым лицом, незамысловатая и слегка небрежная одежда, гладкие
русые волосы, в которых заметна седина, стянуты на затылке простой резинкой.
Он в последние полтора года видел ее на каждом родительском
собрании.