Путь - читать онлайн книгу. Автор: Ричард Пол Эванс cтр.№ 3

В жизненной мозаике каждого из нас недоставало именно тех кусочков, которые имелись у другого. Вместе они сложились в более или менее целостную картину. Мы делились самыми сокровенными тайнами, сомнениями, страхами, а иногда и сердцами. В десять лет я начал звать ее Микки, и ей это понравилось. В тот год на заднем дворе ее дома мы соорудили дом на дереве. Там мы проводили весь день, а порой и ночевали. Играли в разные настольные игры вроде «Мышеловки» и «Прости!». В день, когда Маккейл исполнилось одиннадцать лет, я нашел ее безутешно рыдающей.

— Ну как она могла меня бросить? — сквозь всхлипывания спрашивала Маккейл. — Как мать может сделать такое своей дочери? — И она сердито вытерла глаза рукавом.

Мне было нечего ей ответить. Мысленно я задавал себе тот же вопрос.

— Тебе повезло, что твоя мать умерла, — вдруг сказала Маккейл.

Мне не понравились ее слова.

— Что значит «повезло»?

Она снова заплакала и в перерывах между всхлипываниями произнесла:

— Если бы она осталась жива, то не бросила бы тебя. А моя мать живая и здоровая, но предпочла меня бросить. Вот живет сейчас где-то, и ей наплевать. Лучше бы она умерла.

Я сел рядом с Маккейл и обнял ее за плечи.

— Зато я никогда тебя не брошу, — сказал я.

— Знаю, — прошептала она и положила мне голову на плечо.

Маккейл стала моей проводницей в женский мир. Однажды ей захотелось понять, почему все так сходят с ума по поцелуям. Мы с ней целовались, наверное, минут пять. Мне понравилось, даже очень. Маккейл, скорее всего, нет, потому что больше она об этом не просила, и мы не целовались.

В наших отношениях всегда было так: если Маккейл что-нибудь не нравилось, то мы этого не делали. Я не понимал, почему правила неизменно устанавливала она, однако всегда им подчинялся. В конце концов решил, что так и должно быть.

Маккейл очень искренне рассказывала мне о своих ощущениях, связанных с ее девичьим взрослением. На некоторые мои вопросы отвечала:

— Не знаю. Для меня это тоже новое ощущение.

Когда ей было тринадцать лет, я спросил, почему у нее нет подруг. Она ответила так, словно давно и обстоятельно раздумывала над этим вопросом:

— Не люблю девчонок.

— Почему?

— Не доверяю им. Я люблю лошадей.

Почти каждую неделю Маккейл ездила верхом. Раз в месяц она приглашала и меня, но я всегда отговаривался занятостью. Не решался признаться: я боялся лошадей. Однажды, когда мне было семь лет, родители повезли меня на ранчо «Хуанита Хот-Спрингс» в штате Вайоминг. На следующий день мы отправились кататься верхом. Мне досталась пятнистая лошадь по кличке Чероки. До этого я никогда не ездил в седле. Одной рукой я уцепился за кожаную луку седла, а в другую взял поводья. Я возненавидел каждое мгновение этой скачки. Помимо нас в прогулке участвовали и другие люди. Этим «ковбоям» захотелось скакать во весь опор, и они понеслись. Моя лошадь решила не отставать. Я намертво вцепился в седельную луку, бросил поводья и орал, умоляя о помощи. Наконец один из «ковбоев» спас меня, правда, наградил презрительной усмешкой. Как же! В его глазах я был изнеженным городским мальчишкой.

— А я в седле с трех лет! — бросил он и понесся дальше.

Неудивительно, что я не разделял любви Маккейл к лошадям.

За исключением верховых прогулок Маккейл, мы почти все время проводили вместе. Завершили детство, миновали трудный переход к подростковому возрасту, остроумно названному «подмышкой жизни». К пятнадцати годам Маккейл превратилась в зрелую девушку, и парни-старшеклассники осаждали ее дом, словно осы, почуявшие сладкое. Разумеется, я тоже заметил произошедшие с ней перемены, и они сводили меня с ума. Она была моей единственной и лучшей подругой, и такие чувства меня очень смущали.

Я багровел от ревности. По сравнению с теми парнями мои шансы были ничтожны. У них уже пробивались усики. Мое лицо покрывали юношеские угри. Они разъезжали на дорогих машинах. У меня был сезонный билет на автобус. В общем, я проигрывал им по всем статьям.

Лучшей характеристикой стиля воспитания, который Сэм, отец Маккейл, применял к своей дочери, были бы слова «политика невмешательства». В старших классах он позволил ей ходить на свидания, и Маккейл с трудом помнила, где и с кем встречалась. После свиданий она забредала ко мне передохнуть и поделиться впечатлениями. Это смахивало на рассказ голодному о фуршете, где ты недавно побывал.

— Ну почему мужчинам всегда хочется обладать мною? — спросила она после одного из свиданий.

— Не знаю, — покачав головой, ответил я.

В тот момент мне самому больше всего на свете хотелось обладать Маккейл.

Ее ситуация с парнями чем-то напоминала бейсбол: один лупит по мячу, другой стоит на подхвате, а еще две дюжины ошиваются на поле, рассчитывая перехватить инициативу. Я ощущал себя скорее продавцом хот-догов на стадионе, нежели игроком.

Иногда Маккейл спрашивала моего совета по поводу того или иного парня. Я давал обстоятельный совет, но с учетом собственных интересов. Она выслушивала меня, и при этом у нее всегда было странное (я бы сказал, чуть насмешливое) выражение лица. После таких разговоров мне становилось совсем паршиво. Однажды Маккейл «обрадовала» меня: когда она будет выходить замуж, мне достанется роль подружки невесты, поскольку подруг у нее нет. Это что же, мне придется сбривать волосы на ногах и наряжаться в женское шелковое платье? Не знаю, мучила ли она меня намеренно, или у нее это получилось спонтанно.

В шестнадцать лет все изменилось. Я стремительно вытянулся и возмужал, и противоположный пол начал проявлять ко мне интерес. Это весьма своеобразно подействовало на Маккейл. Она продолжала сообщать мне все подробности своих свиданий, однако слушать что-либо о моих не желала. Придерживалась правила: «Я не спрашиваю — ты не говоришь». Помню, осенью ко мне пришли две девчонки. В это время мы с Маккейл сидели на крыльце ее дома. Девчонки тоже присели и включились в разговор. Похоже, одной из них я нравился. В тот день они обе начали активно кокетничать со мной. Вдруг Маккейл вскочила и скрылась в доме, громко хлопнув дверью.

— Что это с ней? — удивилась одна из кокеток.

— Разве не видишь? Ревнует, — хихикнула другая.

Меня обдало теплой волной надежды.

Но даже если Маккейл и питала ко мне романтические чувства, то по-прежнему скрывала их. Я страдал молча, и не без причины. Маккейл оставалась моим лучшим другом. Признайся я ей в любви — наша дружба наверняка закончилась бы. К счастью, мне не пришлось страдать очень долго.

Теплым июньским днем — это был день моего семнадцатилетия — мы с Маккейл лежали в гамаке на заднем дворе ее дома. Мы легли «валетом», и маленькие ступни ее босых ног упирались мне в плечо. Мы плавно покачивались и говорили о том, каким было бы творчество «Битлз», если бы в жизни Джона Леннона не появилась Йоко.