– Немецкая святая вода. – Робби обнял ее за талию и поцеловал в затылок.
Ее руки и колени ослабели, из бутылки плеснуло прямо в мягкое нутро.
До войны лютеранская церковь утверждала: секс без брака – грех. И в жизни, и в сказках прославлялась девственность, особ с запятнанной репутацией высмеивали и стыдили, дети, рожденные вне брака, назывались незаконнорожденными. Но все изменилось. Гейзель считалась нацистской самкой-производительницей, когда-то ее хвалили и уважали, теперь забыли. Помнить неприятно, лучше уж так – было и прошло. Конечно, всем в Германии было о чем сожалеть, – о поступках, которые не оправдает человек и не простит священник. Благочестие вышло из моды, и Элси быстро поняла: либо кто-то возьмет ее юность, ее красоту, либо она отдаст сама. Но бессильной она больше не будет. То, что она делала с Робби, – это не для него; это для нее самой.
Она поставила бутылку с вишневым ликером.
– Смотри торт не испорти, – предупредила она, взяла Робби за плечи и притянула к себе.
– Следующий шаг? – прошептал он в ее объятиях.
– Наполнить формы кремом, – велела Элси и кивнула на миску со взбитыми белками.
– А потом? – Он пробежался пальцами по ее ключицам.
Щеки горели, в платье стало тесно.
– Глазурь.
– А потом? – Он расстегнул пуговицы на лифе.
В расстегнутом платье дышалось намного легче, прохладный воздух освежал голую кожу. Горели уже не только щеки, жар растопил ее тело, как плавит шоколад, смывая границы, утоляя голод.
– Schokolade und…
Он снова поцеловал ее в ключицу. Кожа покрылась мурашками.
– И вишни…
Она отодвинула миску и торты. Робби посадил ее на стол.
Тридцать пять
«Немецкая пекарня Элси»
Эль-Пасо, Техас
Трейвуд-драйв, 2032
30 января 2008 года
– С днем рождения, Элси, с днем рожденья тебя! – пропели они.
Элси сидела за столиком в кафе, лицо озаряли свечи на торте. Джейн умудрилась испечь его втайне, и все же он был очень большой.
Реба и Рики пришли вместе. После свадьбы Джейн они помирились, но решили не спешить. Он жил все там же, в своей квартире в центре, но Ребе уже не приходилось гадать, где именно. Она часто бывала там, приносила домашнюю еду, и они наконец-то ели вместе.
Джейн и Элси преподавали ей краткий курс выпечки для начинающих. Особенно Ребе удавались сахарно-коричные крепели. Рики говорил, что они напоминают churros, которые папа покупал ему на улицах Хуареса. А вот фермерский хлеб у Ребы не получился. Тесто не поднялось, и из печи вышло что-то твердо-картонное. Рики похвалил за труд и сказал, что можно выдать этот хлеб за большую прямоугольную тортилью. Они посмеялись и съели фермерский картон с домашней сальсой и свежим сыром. Ребе было легко.
Элси задула свечи, и в комнате стало темно.
– Большое счастье – доскрипеть до таких лет.
Серхио зажег свет, а Джейн нарезала торт большими квадратами.
– Твой любимый, мам. «Пряные крошки».
– «Пряные крошки»? – переспросила Реба. – Моя бабушка его пекла. А он что, немецкий?
– Нет. – Элси раздала им вилки. – Приятель поделился рецептом. Повар из Северной Каролины. Размещался в Гармише после войны.
– Ты не рассказывала, – заметила Джейн. – Я-то думала, ты его из Германии вывезла.
– Да, представляешь, в моем возрасте у меня еще сохранились тайны. – Элси положила в рот ложку карамельной глазури, вдумчиво прожевала и проглотила. – Превосходно. У меня и то не так вкусно выходит. – Она подмигнула Джейн и зачерпнула еще. Джейн улыбнулась. Серхио поцеловал ее в щеку.
– Немецкие рецепты у вас есть, американские есть, а по мексиканским не пробовали печь? Здесь вы будете иметь успех, – сказал Рики.
Серхио закивал.
Джейн подняла палец:
– Флан или Tres leches
[73]
в этом городе продается на любом углу, настоящего немецкого хлеба ни у кого нет. В этом наша уникальность. Мы заняли нишу.
– А вообще-то я бы хотела научиться, – сказала Элси.
Кусок торта обвалился у Джейн с вилки.
Элси пожала плечами:
– А что? Учиться никогда не поздно. Может, до Марии Санчес по соседству и недотяну, но я же не собираюсь открывать мексиканскую пекарню. – Она повернулась к Рики: – Вы умеете печь?
Рики сглотнул.
– Не то чтобы очень. У меня есть один рецепт, pan de muertos. Хлеб мертвецов. Помогал маме печь на el Día de Los Muertos.
– Хлеб мертвецов, – просмаковала Элси. – Звучит неплохо! – Она засмеялась, но остальные ее не поддержали.
– Чего тут смешного-то, – сказала Джейн.
– Ach was! Мне стукнуло восемьдесят. В мои годы смерть всерьез не принимаешь. У нас в Германии говорят: alles grau in grau malen. Не красьте все черной краской. Мы просто не имеем права унывать: у других все намного хуже.
Реба сочувственно улыбнулась Джейн.
– Этот хлеб – он на самом деле празднует жизнь, – объяснил Рики. – Для мексиканцев смерть не то, что для людей европейской культуры. Для нас смерть и жизнь всегда рядом. Она даже романтична. Как прекрасная дама.
– Катрина – Госпожа Мертвых, – заговорил Серхио. – Красивая бесплотная дама с цветами на шляпе. – Он усмехнулся. К нижней губе прилип коричный сахар, и Джейн смахнула его пальцем.
– Да уж, весьма духоподъемно.
Элси не обратила внимания.
– Я люблю цветы на шляпе. Когда кончилась война, я поехала в Мюнхен на Strassenfest в шляпе с красной геранью. Давненько я о том лете не вспоминала. – Она похлопала Рики по руке: – Эта Госпожа Мертвых – похоже, дама в моем вкусе. Покажешь мне, как печь хлеб мертвецов. Это будет твой подарок мне на день рождения. Джейн и Реба тоже поучатся.
– Мы? – Джейн и Реба переглянулись.
Элси кивнула:
– Детей-то надо учить культуре предков. Немецкой и мексиканской. Тебя, Реба, это тоже касается.
Реба чуть не подавилась тортом.
Рики улыбнулся:
– Заметано.
– Prost! – Элси подняла стакан с Apfelsaftschorle – яблочный сок пополам с минеральной водой. – За новых друзей и за семью! И, дай боже, еще годик в этом безумном мире.
По радио играла медленная музыка. Реба и Рики подъехали к дому Ребы на Франклин-Ридж. Пора рассказать Рики о Сан-Франциско, нельзя больше откладывать.