— Неужели вы думали, что я ни о чем не догадываюсь?
Он протянул руку и тихо положил на плечо Морин. Впервые за бесконечно долгое время к ней кто-то прикасался, и облегчение от этого показалось ей непривычно глубоким, а все тело сотряс горестный озноб. По щекам Морин потекли слезы, но ей было уже все равно.
— Почему бы вам не зайти ко мне? Я поставлю чайник, — предложил Рекс.
Морин не переступала порога в жилище Рекса с самых похорон Элизабет. Все предыдущие месяцы она воображала, что у него, наверное, пыль скаталась войлоком и везде ужасный беспорядок, потому что мужчины обычно не обращают внимания на такие вещи, тем более если они в трауре. Но, к ее изумлению, все в доме сверкало чистотой. На подоконнике стояли в горшочках кактусы — через промежутки настолько равные, словно Рекс отмеривал их по линейке. Нигде не валялись кипы нераспечатанных писем, а на коврике не было заметно грязных следов в виде грибочков. Более того, Рекс, очевидно, самостоятельно купил кусок пластикового покрытия и настелил из него дорожку к входной двери, потому что при жизни его жены Морин ничего подобного здесь не видела. Морин взглянула на себя в круглое зеркало и высморкалась. Она была бледна и выглядела утомленной, а ее нос пылал, как красный сигнал светофора. Ей стало любопытно, что скажет сын, когда узнает, как она разнюнилась перед соседом. В беседах с Дэвидом Морин изо всех сил сдерживала слезы.
Рекс крикнул из кухни, что она может подождать в гостиной.
— Вам точно не нужно чем-нибудь помочь? — крикнула она в ответ, но Рекс настоятельно попросил ее чувствовать себя как дома.
В гостиной, как и в прихожей, царили тишина и порядок, так что Морин почувствовала себя непрошеной гостьей. Она подошла к камину и стала разглядывать стоявшую на полке фотографию Элизабет в рамке. Морин вспомнила резковатый смех бывшей хозяйки, статной женщины с тяжеловатым подбородком, и ее растерянный взгляд, какой бывает у приглашенных на коктейль. Она никогда ни с кем, кроме Дэвида, не делилась подобными наблюдениями, но, по правде сказать, Элизабет ее всегда чем-то подавляла. Вполне возможно, что соседка была ей не совсем по нраву.
Рядом задребезжала посуда, и дверь распахнулась. Морин обернулась — на пороге стоял Рекс с подносом. Он умудрился не разлить ни капли чая и даже не забыл про кувшинчик с молоком.
Начав говорить, Морин сама удивилась, как много ей надо было поведать о походе Гарольда. Она рассказала Рексу о письме от Куини, а потом о внезапном решении мужа уйти из дому. Упомянула она и о визите к врачу, и о перенесенном там стыде.
— Я опасаюсь, что он больше не вернется, — сказала она наконец.
— Вернется непременно!
В речи Рекса с мягковатым выговором согласных звучала такая простодушная уверенность, что Морин сразу утешилась. Конечно же, Гарольд вернется. Ей стало легко-легко и захотелось смеяться.
Рекс подал гостье чашечку чая из тонкого фарфора, на блюдечке под пару. Морин представила себе, как Гарольд заваривает кофе, наливает кружку до краев, и ее невозможно стронуть с места, чтобы не пролить и не обжечься. Но и это позабавило Морин.
Она сказала:
— Вначале я думала, что его, может быть, настиг кризис среднего возраста. Только у Гарольда он случился как-то поздновато.
Рекс хохотнул — довольно учтиво, как ей показалось, но лед, так или иначе, был сломан. Он предложил Морин блюдо с хорошим печеньем с кремом и салфетку. Она взяла одно и только тогда поняла, до какой степени проголодалась.
— Вы думаете, Гарольду под силу такой поход? — поинтересовался Рекс.
— Он ни разу в жизни ничего подобного не предпринимал. Вчера он остановился на ночлег в доме какой-то молодой словачки. Он с ней даже незнаком.
— Боже правый… — Рекс подставил ладонь под подбородок, чтобы не просыпать крошки от розовой вафли. — Надеюсь, с ним все хорошо…
— Я бы сказала, он с головой ушел в свой почин.
Они оба заулыбались, потом помолчали. Пауза привела к некоторому отчуждению, и им пришлось снова улыбнуться, на этот раз немножко благовоспитаннее.
— Может, нам стоит поехать за ним вдогонку, — предложил Рекс, — и удостовериться, что у него все порядке? У меня в «Ровере» хватит бензина. Я бы сделал сандвичей, и мы бы сразу отправились в путь…
— Может быть…
Морин закусила губу, думая о своем. Она скучала по Гарольду почти так же сильно, как по Дэвиду, и ей не терпелось снова его увидеть. Но стоило ей представить себе, что будет дальше, когда она нагонит супруга, как Морин почему-то заколебалась. Как она будет чувствовать себя, если он все же не захочет быть с нею? Что, если он покинул ее навсегда? Она покачала головой:
— Честно говоря, мы с ним не разговариваем. Больше не разговариваем. По сути это так, Рекс. В то утро, когда он ушел, я придралась к нему из-за булки и варенья. Из-за варенья… Ничего удивительного, что он ушел от меня…
Морин снова опечалилась. Ей вспомнились их холодные постели в разных комнатах и слова, скользившие по поверхности и ровным счетом ничего не значащие.
Рекс, нарушая тишину, поднес чашку ко рту. Морин последовала его примеру. Тогда он спросил:
— Вам нравилась Куини Хеннесси?
Морин меньше всего ожидала такого вопроса. Она поспешно проглотила чай и поперхнулась сухой крошкой имбирного ореха.
— Я всего раз и видела ее. Это было очень давно. — Морин легонько похлопала себя по груди, чтобы унять кашель. — Куини пропала так внезапно. Это все, что я помню. Однажды Гарольд ушел на работу, а когда вернулся, сказал, что в бухгалтерию взяли нового сотрудника. Мужчину, кажется…
— А почему Куини пропала?
— Не знаю. Ходили всякие слухи, но для нас с Гарольдом тогда наступило тяжелое время. Он сам не рассказывал, а я не спрашивала. Вот мы какие на самом деле, Рекс. В наши дни принято раззванивать всем про свои семейные гадости. У врача я, бывает, листаю журналы о знаменитостях, и у меня просто голова идет кругом. Но у нас все было не совсем так. Когда-то мы наговорили друг другу много такого, чего не следовало. И когда речь зашла об исчезновении Куини, я и знать-то ничего не хотела.
Морин замолчала, опасаясь, что слишком разоткровенничалась, и не зная, как продолжить.
— Я слышала, будто она натворила там, на пивоварне, что-то недопустимое. Их босс был крайне неприятный человек. Не умел ни прощать, ни забывать. Может быть, в конечном итоге и к лучшему, что она пропала…
Морин вдруг представила себе Куини Хеннесси так же ясно, как в тот давний день, когда та появилась на пороге их дома на Фоссбридж-роуд с заплаканными глазами и букетом цветов. Ей вдруг сделалось холодно в гостиной у Рекса, и она обхватила себя за талию.
— Не знаю, как вам, — наконец вымолвил хозяин, — а мне глоточек хереса не помешает.
Рекс отвез Морин в Слэптон-Сэндз, в трактир «Тупичок бухты». Она ощутила, как алкоголь, вначале ледяной, а потом почти обжигающий, потек вниз по гортани, понемногу расслабляя мышцы. Она поделилась с Рексом, как непривычно ей показалось снова зайти в паб: она редко брала в рот спиртное с тех пор, как Гарольд сделался трезвенником. Они оба сошлись на том, что стряпать сегодня совершенно не хочется, и заказали в баре ранний ужин под бокал вина. Они подняли бокалы за поход Гарольда, и Морин почувствовала в желудке легкость, напомнившую ей времена юности и первой влюбленности.