— Чем могу помочь? — пробормотал дежурный врач, опускаясь на стул.
Слова слетали с его губ практически беззвучно, и Морин пришлось податься к нему всем телом, чтобы ничего не упустить. Прояви она нерадивость, и он, чего доброго, проверил бы ее на тугоухость.
Морин принялась объяснять, что ее супруг отправился навестить женщину, которую не видел двадцать лет, убежденный в том, что сможет излечить ее от рака.
— Он уже одиннадцать дней, как в пути, — говорила она, скатывая носовой платок в плотный комочек. — Но он не дойдет до Берика. У него нет ни карты, ни подходящей обуви… Вдобавок, уходя, он оставил дома мобильник.
Пересказ обнажил болезненные стороны происшествия, и Морин боялась расплакаться. Наконец она решилась поднять взгляд на доктора. Ей показалось, что, пока она не глядела, кто-то подошел к нему и прочертил на его лбу черным фломастером резкие линии. Наверное, она хватила через край.
Дежурный врач начал неспешно, словно подбирая верные слова:
— Ваш муж полагает, что может излечить свою бывшую коллегу?
— Да.
— От рака?
— Да…
Морин почувствовала нетерпение. Ей вовсе не хотелось пускаться в дальнейшие объяснения: она надеялась, что он и сам как-то обо всем догадается. Она же пришла сюда не для того, чтобы выгораживать Гарольда.
— И каким же образом он хочет ее излечить?
— Он, видимо, надеется, что его поход спасет ее.
Врач насупился, и морщины теперь пролегли от его скул к подбородку.
— Он считает, что ходьба может вылечить от рака?
— Одна девушка подала ему такую идею, — пояснила Морин. — Служащая с автозаправки. Которая разогрела ему гамбургер. Дома Гарольд даже не прикасается к гамбургерам.
— Какая-то девушка уверила его в том, что он способен излечивать от рака?
Если бы прием затянулся, лицо бедняги-доктора пришло бы в невообразимый хаос. Морин покачала головой, пытаясь привести мысли в порядок. Она вдруг почувствовала, что ужасно устала.
— Я очень беспокоюсь о здоровье Гарольда, — сказала она.
— А сам он вполне здоров?
— У него небольшая дальнозоркость, и он читает в очках. По бокам от резцов у него две коронки. Но не это меня беспокоит…
— Значит, он уверовал, что может излечивать благодаря своему походу. Я что-то недопонимаю. Он верующий?
— Гарольд? Да он Бога поминает, только когда у него косилка заглохнет!
Она улыбнулась, чтобы врач понял — это шутка. Тот, видимо, был озадачен.
— Гарольд уже полгода как вышел на пенсию. И с тех пор стал таким…
Она умолкла, не находя нужного слова. Врач покачал головой, давая понять, что не догадывается, каким именно.
— …неподвижным, — нашлась наконец Морин.
— Неподвижным? — переспросил доктор.
— Целыми днями сидит в одном и том же кресле.
В глазах доктора вспыхнула догадка, и он с облегчением кивнул:
— А! Депрессия.
Он взял ручку и щелкнул колпачком.
— Я бы не сказала, что у него депрессия.
Сердце у Морин учащенно забилось.
— Дело в том, что у Гарольда болезнь Альцгеймера.
Вот. Сказала-таки.
Доктор раскрыл рот, даже причмокнув от замешательства. Ручку он снова положил на стол, но колпачок на нее не надел.
— У него болезнь Альцгеймера, и он идет в Берик?
— Да.
— Миссис Фрай, какие препараты принимает ваш муж?
Повисло молчание — настолько многозначительное, что Морин невольно содрогнулась.
— Я сказала про Альцгеймера, — с трудом выговорила она, — хотя диагноз еще не поставлен.
Врач снова перевел дух, даже рассмеялся.
— Вы имеете в виду, что он забывчив? Что у него бывают провалы в памяти? Каждый из нас может оставить дома мобильник, но это не значит, что у всех у нас Альцгеймер.
Морин нехотя кивнула. Она не могла понять, что задело ее сильнее: намек на провалы в памяти в ее адрес или снисходительная улыбочка доктора.
— У него это наследственное, — вымолвила она. — Я узнаю симптомы.
Тут она кратко пересказала историю жизни Гарольда. О том, как его отец вернулся с войны алкоголиком, склонным к депрессии. О том, что его родители вовсе не хотели ребенка и что его мать собрала чемодан и уехала с концами. Морин пояснила, что потом отец Гарольда поочередно сближался с несколькими женщинами, пока наконец не указал сыну на дверь накануне его шестнадцатилетия. После этого они отдалились друг от друга и много лет не общались.
— А затем моему мужу как снег на голову свалилась какая-то женщина и заявила по телефону, что она его мачеха. «Заберите своего отца, — сказала она, — у него совсем шарики за ролики зашли».
— Это и была болезнь Альцгеймера?
— Я подыскала ему дом для престарелых, но он умер, не дожив и до шестидесяти. Мы несколько раз навещали его, но отец Гарольда все время кричал на нас и кидался разными предметами. Он даже не узнавал Гарольда. А теперь и мой муж пошел по той же дорожке. Он не просто забывается — есть и другие симптомы.
— Заменяет ли он одни слова другими, не подходящими по смыслу? Забывает ли целые беседы? Оставляет вещи в непривычных местах? Страдает резкой сменой настроений?
— Да, да!
Морин нетерпеливо всплеснула рукой.
— Ясно… — произнес дежурный врач, закусив губу.
Морин уже предвкушала победу. Она устремила проникновенный взгляд на доктора и начала:
— Я только хотела бы знать… Вы сами как врач — не считаете ли вы, что Гарольд подвергает себя опасности этим путешествием и что надо его как-то остановить?
— Остановить?
— Да. — У Морин перехватило дыхание. — Можно ли его принудить вернуться домой? — У нее так стучало в висках, что голова разболелась. — Не может же он пройти пятьсот миль! Он не спасет Куини Хеннесси. Его необходимо вернуть.
Тишина зазвенела от ее слов. Морин положила руки на колени, прижав ладонь к ладони, и сдвинула ступни, поставив их ровно рядышком. Она выдала все, что собиралась сказать, но чувствовала совсем не то, что планировала, и ей пришлось физическим усилием подавлять в себе неприятное ощущение, зреющее где-то глубоко внутри.
Врач молчал. Из коридора доносился детский плач, и Морин страшно хотелось, чтобы ребенка утихомирили. Врач произнес:
— Кажется, случай действительно серьезный и здесь не обойтись без полиции. Вашего мужа когда-нибудь помещали на принудительное лечение?
Морин выбежала из кабинета доктора, сгорая от стыда. Поведав врачу про поход Гарольда и про его прошлое, она впервые взглянула на них мужниными глазами. Да, сама идея была бредовая и совершенно не в его характере, но она не имела отношения к болезни Альцгеймера. В ней даже проглядывала своеобразная красота, учитывая, что Гарольд осуществлял задуманное, в кои-то веки проникнувшись верой и наперекор всем трудностям. Врачу Морин сказала, что подумает и что все ее тревоги, пожалуй, напрасны: просто Гарольд немного постарел. Скоро он придет домой. Может, он уже там. Напоследок она попросила выписать для нее несильное снотворное.