Белое, черное, алое… - читать онлайн книгу. Автор: Елена Топильская cтр.№ 70

— Зоя, — простонала я, — это что, все мне?!

Зоя помотала головой.

— Что, мне?! — перепугался Горчаков.

— Спи спокойно, дорогой товарищ Горчаков. Машка, тебе только вот это…

Она подбородком показала на бумажку. После чего вышла из кабинета и потащила свою кипу дальше, оставив мою дверь нараспашку, поскольку тем же манером, что и на входе, прикрыть ее не могла. Лешка оторвался от стула, захлопнул дверь и сунул нос в бумажку.

Бумажка оказалась планом методсоветов по нераскрытым убийствам, и в ней черным по белому значилось, что послезавтра мы с шефом должны прибыть в городскую прокуратуру на заслушивание хода раскрытия умышленного убийства неустановленными преступниками депутата Государственной Думы Бисягина Ю. П. и его помощника Гольчина В. В.

— Леша, — тут же вцепилась я в Горчакова, — подшей мне дело о взрыве. Я тебе сложу в станочек, а ты только дырки просверли и нитками сшей, как ты умеешь. А, Лешечка? — Если бы у меня был хвост, я бы повиляла перед Лешкой хвостом.

— Швецова, я тебя умоляю! Ты сколько лет следователем работаешь? А дела шить не научилась.

— Лешечка! — я молитвенно сложила перед собой руки. — Разве можно сравнить мое корявое шитье с работой мастера? Так, как ты шьешь, мне никогда не научиться, — Веревки ты из меня вьешь, Швецова.

— Ты это уже говорил.

— Ну, где станок, где дрель?

У нас, как и во всех прокуратурах, имеется специальный станок, сконструированный, наверное, еще в те времена, когда прокуратуру возглавлял сталинский птенец Андрей Януарьевич Вышинский, и любовно передаваемый из поколения в поколение. В деревянный ограничитель складываются поочередно листы дела, выравниваются специальной досочкой, еще одной досочкой накрываются и сверху прижимаются прессом, сила давления которого регулируется двумя гайками.

Сбоку дрелью (обязательно механической, электрическая дрель уже не то, «тут ручная работа нужна», — шутит Лешка) сверлятся дырки, в которые потом продеваются суровые нитки.

Воспользовавшись тем, что коллега дал слабину, я помчалась в канцелярию за станком и дрелью. Станок нашла сразу, а про дрель Зоя сказала, что ее кто-то унес домой дырки для гвоздей в стенах сверлить, на выходные, и до сих пор не вернул.

— На тебе шило…

Она протянула мне агрегат с узловатой деревянной рукояткой, который больше смахивал на орудие убийства, а не на мирный инструмент. Пришлось брать, а что делать.

Я, бережно прижимая к себе станок и держа наперевес шило, вернулась в кабинет.

— Господи, что это? — Горчаков выхватил у меня шило и стал фехтовать им, как шпагой.

— Леша, дрели нету, а шилом дырки прокрутишь? — ворковала я, складывая в станок материалы, наработанные мной по взрыву несчастного депутата в лифте; все сложив и подровняв, я уступила место мастеру.

— Ты в морг ездила, а трупных иголок догадалась натырить? — строго спросил мастер, придирчиво оглядывая фронт работ.

— Обижаешь, начальник…

Я вытащила из сумки полиэтиленовую упаковку кривых игл с треугольным сечением для зашивания разрезов на трупах. Может, конечно, они и еще для чего-нибудь в медицине используются, я не знаю, но в морге ими шьют кожу на трупах после вскрытия, а мы в прокуратуре сшиваем ими уголовные дела; за счет их треугольного рельефа небольшие дела можно шить, даже не пользуясь шилом, эти иглы легко протыкают нетолстые стопки бумаги. Эксперты это знают и делятся с нами инструментами.

Пока Лешка работал, я набрала домашний номер Василия Кузьмича. С тем же успехом, что и несколько часов назад. Контральто Галины Павловны поведало мне, что он все еще в бане.

— Звоните позже, дорогая, — посоветовала она. — Лучше ближе к полуночи…

Ближе к полуночи я как раз закончила мытье посуды после ужина, имевшего место довольно поздно. Ребенок сегодня был у бабушки, поэтому мы с Лешкой, естественно, засиделись на работе, а в девять вечера меня умыкнул спутник жизни, выполнивший на текущий день план по оказанию населению стоматологической помощи.

Они с Лешкой поприветствовали друг друга, и Лешка попытался быстренько научить его подшивать уголовные дела. Но не на того напали, Александр эти гнусные инсинуации деликатно, но твердо отверг:

— Побойся Бога, я у себя на работе сверлю столько, что тебе и не снилось.

— Лешка, ну кто в здравом уме и твердой памяти откажется от твоих услуг?

Смотри, какая красота! Кристиан Диор — дитя в сравнении с твоими швейными способностями…

Я покрутила в руках том дела, ровнехонько сшитый через аккуратненькие дырочки, и полюбовалась изящным бантиком из суровых ниток, венчавшим шов на краю тома.

Саша приобнял меня за плечи, и мне сразу расхотелось сидеть тут, в кабинете. Я в который раз подивилась на свою проснувшуюся в Сашкиных умелых ручках сексуальность. Подумать только, а было время, когда я всерьез считала себя чуть ли не фригидной. По крайней мере, — бывший супруг употреблял по отношению ко мне выражения «рыба» и «бревно». Конечно, прелесть новизны может временно улучшить ситуацию, но если такой стабильный — а главное, длительный прогресс, — наверное, это любовь.

По дороге домой Сашка затащил меня в круглосуточный магазин и подбил на покупку пирожных.

— Ты какие пирожные больше всего любишь? — спросил он перед кассой.

— «Картошку» и «полено», — подумав, ответила я.

— Ты ведь городская девушка, ну и вкус у тебя, — хихикнул он, нежно на меня глядя, и я, конечно, сказала ему, что со вкусом у меня все в порядке.

В полночь Василий Кузьмич все еще не вернулся из бани, а звонить позже мне уже было неудобно, хотя Галина Павловна мне это предлагала.

Уютно, как в гнездышке, устроившись в сильных руках Сашки, я небрежно поинтересовалась, что это мне Горчаков такое говорил про некоторых стоматологов, мечтающих сменить специализацию на судебную медицину? Неужели, мол, бывают такие ненормальные?

— Бывают, — подтвердил Саша. — Этот человек я.

Я села в постели и уставилась на него.

— Ну ладно я, я уже конченая женщина. Мне уже деваться некуда. Но тебе-то зачем, несчастный, это надо?

— Чтобы в одной семье была всегда дежурная бригада, — ласково ответил Сашка, укладывая меня назад.

— Ах так! Хорошо же. Тогда говори мне давай, от чего человек помер?

И я добросовестно пересказала Сашке все, что слышала в четвертой больнице про таинственное заболевание Вертолета, и все, что видела при вскрытии. У Сашки в глазах блеснул огонек.

— Говоришь, костный мозг утратил кашицеобразную консистенцию и легко вымывался из костных просветов?

— Подожди, я сверюсь с картотекой. — Я спрыгнула с кровати и сбегала за записной книжкой, куда добросовестно занесла во время вскрытия все эти мудреные термины. — Да, все так, как ты сказал, — подтвердила я, разобравшись в собственных каракулях.